Текст актовой речи Матвея Яковлевича Мудрова произнесённой им 25 сентября 1820 г. в Императорском Московском университете на торжественном открытии Клинического и медицинского институтов.
К вам обращаю речь мою, юные воспитанники врачебные науки! Цветите и спейте здесь; отверзите ум и сердце ваше к восприятию благотворной росы в поучениях мудрых наставников ваших!
А как все науки ваши, подобно источникам, издалека от разных стран текущим, должны сливаться здесь, при одре боляших — в сей учебной больнице, имеющей пять разных отделений (Она состоит из 5 отделении, кои суть: 1-е Клиническое, внутренних болезней, 2-е Хирургическое, 3-е Акушерское, 4-е Университетская больница и 5-е Больница для воспитанников.), где предлежат пятьдесят больных, ожидающих вашей помоши и своего облегчения, то я, желая споспешествовать всеми силами, чтобы сей новый наш Клинический институт принёс нам и Отечеству всю возможную пользу, по долгу звания моего, предприемлю изложить обязанности ваши здесь при постелях больных и преподать прочные правила, служащие основанием деятельному врачебному искусству; дабы вы, вступив в службу, и в мужестве и в старости следовали наставлениям, кои опытность многих лет приносит нам в дар. Ибо поздно для вас наступит то златое время, когда вы будете руководствоваться уже собственным суждением практическим, которое приобретается единственно долголетней опытностью и наблюдением. Во врачебном искусстве нет врачей, окончивших свою науку. Наша наука так обширна, говорит Гиппократ, что целая жизнь для неё недостаточна.
Я должен бы, любезные юноши, сие врачебное учение начать с врачевания вас самих, то есть с лечения вашей наружности в чистоплотности, в опрятности одежды,
в порядке жилища, в благоприличии вида, телодвижении, взглядов, слов, действий и проч., потом перейти к врачеванию душевных свойств ваших. Начав с любви к ближнему, я должен бы внушить вам всё прочее, проистекающее из оной врачебной добродетели, а именно: услужливость, готовность к помощи во всякое время, и днём и ночью; приветливость, привлекающую к себе робких и смелых; милосердие к чужестранным и бедным; бескорыстие; снисхождение к погрешностям больных; кроткую строгость к их непослушанию; вежливую важность с высшими; разговор только о нужном и полезном; скромность и стыдливость во всяком случае; умеренность в пище; ненарушимое спокойствие лица и духа при опасностях больного; весёлость без смеха и шуток при щастливом ходе болезни; хранение тайны и скрытность при болезнях предосудительных; молчание о виденных или слышанных семейных беспорядках; обуздание языка в состязаниях, по какому бы то поводу ни было; радушное принятие доброго совета, от кого бы он ни шёл; убедительное отклонение вредных предложений и советов; удаление от суеверия; целомудрие, благочестие, богопочитание внутреннее и наружное; покорение самого себя и поручение врачевания власти Божией, словом: мудрость. Медицину должно соединять с мудростью, ибо, по словам Гиппократа, врач, любящий мудрость, подобен Богу.
Изложением сих добродетелей и свойств врача я мог бы преисполнить моё к вам приветствие для достопамятного дня сего. Но как таковое учение пространно описано в Слове моём о благочестии и нравственных качествах врача, то и советую вам читать и обращать оное к назиданию и исправлению вашему. В нём говорил я не языком лжемудрия, но правдолюбивыми устами Гиппократа, отца медицины и князя врачей. Шествуя сим прямым путём, вы достигнете настоящего душевного благородства, а вдобавок получите гражданские отлнчия, коими великий Государь щедро награждает достойных слуг своего престола и Отечества
С намерением и искренним желанием существенного вам блага, изобразив необходимость врачевания наружных и внутренних свойств ваших, любезные юноши, а с тем вместе и лестные награды, вас ожидающие, должен бы я обратиться к предположенной мною цели, — к начертанию правил, каковых следует вам держаться во всею жизнь вашу у одра больных: но, движим будучи нежной к вам любовью, не могу удержаться, чтоб не сказать вам. что для достижения гражданского благосостояния и для получения благородного имени вам надобно готовиться к понесению тяжких трудов на будущем поприще вашем и не искать ничего, кроме строгого исполнения священных должностей ваших, какие бы вражды или гонения ни препинали вам на сём тесном пути.
Какие же тяжкие труды и вражды предлежат нам? И почему тесен путь сей? — спросите вы меня, любезные юноши! На сие мужественным из вас я буду ответствовать словами превечные истины, что искомый вами к мудрости путь для решительных людей легок; ибо ведёт к правде, к которой вся приложится. В деснице мудрости здравие, долгоденствие и жизнь, в щуйце же богатство и слава. А тем из вас, кои еще слабы и не могут сей истины постигнуть, я буду отвечать медоточивыми устами Цицерона, дабы и в них возбудить соревнование ко благу общему желанием себе чинов, славы и благоденствия.
Поведай же нам, незабвенный Вития сената и народа римского, какие необъятные труды и неприязни предлежали тебе и какие предлежат нам? «Поистине, — говорит Цицерон, — я не искал их, но они поневоле бременят меня, ибо не могу дозволить себе такого бездействия, каким пользуются люди знатные. На ложь неги и роскоши получают они награды и почести (за заслуги своих предков), а я в сём граде должен поступать совершенно иным образом и идти путём многотрудным. В ободрение себе привожу на мысль пример Катона, мужа мудрого, который приобрёл доверенность народа не родом, но доблестями своими, и который, пожелав соделаться сам родоначальником своего поколения, препобедил зависть, вражду людей сильных и жил до глубокой старости под тяжким бременем трудов и под громким звуком славы. Помпеи, рождённый в низкой доле, достигнул высших почестей, преодолев вражду, претерпев величайшие опасности и перенеся невероятные труды Вижу и других многих. посреди препон и под бременем забот, грудью пробившихся к тем высоким местам. кои достаются знатным посреди забав их и беспечности; но я избрал себе жизнь строгую и трудолюбивую. Так. следую по стопам людей, своими достоинствами великих. Мы видим, коликую зависть и вражду имеют знатные против доблестей и талантов людей новых. Едва уклонил глаза от дела, уже сети готовы. Лишь только подал малейший повод к подозрению и обвинению, уже удар нанесён и рана дана. Из сего ясно видно, сколь необходимо нам беспрестанно бодрствовать, беспрестанно трудиться». А мы к тому присоединим: и беспрестанно молиться. «Восстает вражда? Должно терпеть. Предлежат труды? Должно приниматься за них всеми силами. Не столь опасна вражда явная и открытая, сколь страшна вражда тайная и скрытная. Знатные бывают редко покровителями талантов наших. Никакими услугами нельзя приобресть их благорасположения. Колико родом и званием они от нас отдалены, толико же умом и волею от нас отличны. Есть ли уже злобствуют они и ненавидят нас без всякой причины, то сколь ужасны бывают гонения их за самое дело!» Тако вешал Цицерон.
Теперь приступим к настоящему делу и рассмотрим, какие труды, какие подвиги предлежат вам при начале вашего врачебного поприша; или скажу откровеннее: какие труды предлежат нам в сей больнице с больными и с вами, любезные юноши! Дабы, видя оные, научились вы, как по примеру старших действовать младшим.
Врачебный разум один, наука одна; но врачевание многоразлично, и потому-то одни врачи превышают в искусстве других. Благородные и простолюдины, бедные и богатые, учёные и невежды, художники и мастеровые, городские жители и поселяне, желающие лежать в больнице и ужасающиеся болезненных одров её, все просят здравия и просят помощи нашей. Одни любят пользоваться лекарствами, другие без лекарств простыми средствами; а посему и самое врачевание различно, по различному состоянию, свойству и образованию людей. Сия наука основана на началах умственных, выведенных из опыта и наблюдений, и называется искусственною медициною (Medicina artificialis), та самая, которая преподаётся во всех университетах и академиях людям образованным; самая та, которую и я преподаю вам с сего места чести. Не сходя отсюда к постелям больных, когда я учусь и поучаю вас познавать предлежащую болезнь из уст самого больного, либо из причин, либо из вида ее: определяю вам натуру и форму её; признаю её излечимой, либо неизлечимой; для излечимой предписываю надёжные лекарства; для неизлечимой успокаивающие средства; и когда частную болезнь, спасающую здравие всего тела, не только запрещаю лечить, но еще советую поддерживать, то сия же самая медицина называется практическою, или лучше клиническою (Medicina clinica); ибо на самом деле и при постелях больных показует своё искусство. В больницах, где всегда соблюдается хозяйственная бережливость, простота и единообразие, где вместо дорогих лекарств употребляются заменяющие их дешёвые средства, она называется госпитальною (Medicina nosocomialis). В богатых и знатных домах, где соблюдаются изящность и выбор аптекарских и всяких пособий, она именуется городскою практикою (Praxis civicis); а в хижинах бедных и недостаточных людей, где употребляются домашние и самые дешёвые лекарства, она называется медициною бедных (Medicina раирегит). Итак, вы видите, что врачебный разум один, а средства врачебные, по самому существу сих трёх предметов, должны быть различны Не заключите, однако ж, из сего повествования, любезные юноши, что я намерен в сей учебной больнице покорствовать скупости при лечении вас самих и прочих университетских питомцев. Нет. вы сами свидетели моих скорбей и болезней при постелях ваших, моих полуношных посещений при покойном сне вашем, расходов тысящных, употреблённых для выздоровления вашего или для выздоровления даже и одного из вас, когда важность болезни того требовала. Скажите, случалось ли когда, чтоб в сей больнице отказано нам было в лучшей пище, питии, дорогом лекарстве и в чём-либо на пользу вашу потребном? Отказывал ли в том когда вам и мне благодетельный попечитель наш? А сие самое обилие средств и составляет ту золотую ветвь медицины практической, искусственной, городской, изящной (elegans), которою пользуются богатые только и вельможи. Да и те никогда не могут иметь такой прислуги, каковую имеете вы от своих собратий во время ваших болезней.
Но вы будете бедные врачи, есть ли будете знать одну только медицину богатых. В опочивальню вельможи нет другого пути врачу, как чрез людские избы их челядинцев и чрез хижины бедных. Это суть колокола, в кои сначала будут благовестить о вашем искусстве. Итак, воздвизая нищих от гнонша; обязуя сокрушённых и взыскуя погибающих, вы соделаете имя своё известным и воссядете с вельможами. Научитесь же прежде всего лечить нищих, вытвердите фармакопею бедных (Pharmacopoea раирегит), вооружитесь против их болезней домашними снадобьями углём, сажею, золою, травами, кореньями, холодною и водою; употребите в пользу бедных ваших больных самые стихии: огонь, воздух, воду, землю — пособия, никаких издержек не требующие, и к тому же приличную пишу и питие; ибо бедность их не позволяет покупать лекарства из аптеки, а недоверчивость к оным запрещает. Сей род лечения и составляет в практической медицине оную сухую ветвь, или паче вечно зеленеющую леторасль, которая называется медициною бедных (Medicina раирегит), иногда медициною домашнею (Medicina dornestica, s. emptrica). иногда медициною ремесленников и мастеровых (Medicina opificum), иногда медициною учёных людей (Medicina litteraforum), иногда медициною деревенскою (Medicina rusticorum), по различию цели писателей о сих предметах. Различие сих наук зависит от причин болезней, т.е. от разнообразия труда и ремесла; а бедность есть общая оболочка и существо таковых больных. Общее всем им лечение есть покой, хорошая пища, питие и чистый воздух; а частное многоразлично по различию причин. И сии вечно зеленеющие леторасли медицины практической всегда украшали вход, или приёмную нашея учебныя больницы. Сим райским вравием, слешами страждущих, яко перлами блистающим, советую и вам отличаться здесь на земли; ибо и в будущей жизни из них токмо соплетаются венцы врачей. Таковым единственно лечением исполните вы волю Божию благую, угодную и совершенную.
Ты, врачу душ и телес, ведающий помышления человеческие! Сподоби нас похвалиться о милости твоей и не отврати от Прага учебныя больницы сея приходящих к нам бедных больных! Двери больницы сея и двери дому моего всегда были отверсты для братии твоей меньшей. Да не будет сия хвала моя во осуждение мне, но в пример и назидание сим юношам!
Медицина госпитальная или больничная есть средина между дорогим врачеванием богатых и дешёвым лечением больных. Странное, но известное всем добрым хозяевам дело, что богатым помогает продолжительное употребление лекарств дорогих, а бедным малозначащее пособие приносит скорую пользу. Причина сего различия — лакомство и бездействие первых и простая пища и трудолюбие последних. В поте лица твоего снеси хлеб твой: вот первый богописанный рецепт для здравия роду человеческому!
Но когда и труды, свыше сил человеческих, для пропитания семейства подъемлемые, производят истощение; когда война потребляет цвет юности; когда небо медяно соделывает землю железною; когда прелюбодейный яд проедает тело до мозгов костей и заражает самую невинность; когда пьянство лишает хлеба насущного отца семейства и домочадцев, тогда порождаются болезни, коим домашние средства не помогают. Для таковых несчастных милосердное правительство устрояет больницы и назначает определённые суммы. Из сих границ человеколюбия врачи выступить не могут; и потому они разделяют больных на палаты, по различию болезней; и больным, страждущим сходными болезнями, предписывают одинакую пищу и одинаков лекарство.
В чём же состоит первая обязанность врачей? В том, чтоб найти сходство одних болезней по их свойствам и отличить от других, требующих иного лечения и иного содержания в диэте, или что всё одно: первее надобно познать болезнь, ибо познание болезни есть уже половина лечения.
А как познать болезнь; как определить оную по её натуре, как назвать по её виду; как назначить её поприще; как измерить её силу; как предсказать исход ее; как лечить её, коренным образом, либо только укрощать её порывы; как описывать её ход? Всё сие предварительно при постелях больных на самом деле показуется в сей учебной больнице, которая имеет больных всякого состояния и которая служит преддверием для будущих госпиталей ваших, военных и гражданских. Когда же болезнь превозмогает натуру и искусство, тогда показуется место и причина болезни, и разрушение органов. Таковое деятельное учение составляет наш предмет, цель клинических институтов, школу усовершенствования и пример к подражанию учащихся. Сие деятельное учение над больными требует ваших трудов, напряжённого внимания и всенощных бдений! Ибо здесь полагается начало к городской и деревенской практике, к военной медицине и хирургии на суше и на водах, к медицине бедных, учёных, ремесленников и к вспоможению беременным, родильницам и их младенцам.
Вступая с вами, любезные юноши, в пространное поле познания и лечения болезней, поистине недоумеваю, какою ближайшею стезёю обойти и обозреть с вами сию юдоль плачевную, и обойти так, дабы плач страждущих обратился в радость их и дабы они воскликнули: коль красны ноги приносящих утешение!
Но укрепитесь прежде пишею приуготовительных наук, препояшите чресла ваши истиною, очистите чувства ваши и тако исходите со мною на сие поприте, куда призирает сам Бог и вся совоздыхающая тварь!
Во-первых, око твоё да будет чисто, да и всё тело твоё светло будет! Уклоняй очи от зрения лукавого и дух от похоти очесь. Ибо очи должны взирать токмо на страждущие лица больных, на положения их тела, на дыхание, на язык, на раны, язвы, сыпи и на гнойные извержения. Ибо и во врачевании светильник телу есть око.
Слух твой да будет внемлюш и чувствителен не к буйным козлогласованиям, но к хвалению Господа, к поучениям и беседам мудрых. Ухо твоё да будет чутко и в полу-нощи на жёстком ложе твоём и на камени с книгою в возглавие твоё, когда воззову тебя на помощь. Наряд твой должен быть таков, что встал, то готов. Не только в бодр-ственном состоянии, но и в самом сне изнемогшего тела твоего ори одре болящего, ты бодрствуй духом, слыши дыхание его, внимай его требованиям, стенанию, кашлю, бреду, икоте: и воспряни от твоего бодрствеиного сна.
Язык твой, сей малый, но дерзкий уд, обуздай на глаголы неподобные и на словеса лукавствия. Да будет он органом хваления Вышнему, во оправдание словес и судеб его. во успокоение мятушейся души: к предвкушению пищи, пития и лекарства больных. а не к лакомству и пресыщению твоему Обояние твоё да будет чувствительно не к масти благовонной для влас твоих, ии к ароматам из одежды твоей испаряемым, кои все противны больным; но к запертому и зловонному воздуху, окружающему больного, к заразительному его дыханию, поту и всем его извержениям.
Руки твои должны быть чисты и обмовены всячески, т.е. наружно и нравственно: всегда готовы подать помошь каждому; косны принимать воздаяния от богатых, сжаты ко мздовоздаянию бедных. Ибо будет иметь награду от того, который ценит их чашу студённыя воды. Осязание твоё должно быть тонкое и зрячее: прикосновением перстов твоих познай волнение крови, обременение мозга, слабость чувственных жил, озноб, жар, пот, стояние гноя и воды в полостях и пр.
Таковое усовершенствование наружных чувств приобретается не профессорским учением, собственным упражнением учащихся при постелях больных, и сохраняется райскою добродетелью — воздержанием. Сими чувствами делают все наблюдения над больным и вне больного: наблюдения суть подпоры для опытности, коею, яко многоценным бисером, украшается суждение практическое — венец врача.
Суждение практическое (judicum practicum) есть суждение верное о предлежащей болезни, почерпнутое чувствами из наблюдений; руководствуемое наукою; порождающие средства верные и прочные. Оно постигает вещи сокровенные от глаза и от прочих чувств; предрекает исход болезни; не боится возмущения природы, когда всё окружающее трепещет от её порывов; видит змею, ползущую под травой; предваряет нападения; не доверяет под пеплом кроющейся искре, готовой вспыхнуть и произвесть лютый пожар: потушает малейший огонь, раздуваемый лёгким ветром, погашает пламя водою, а не маслом и вином.
Дабы приобрести таковое суждение практическое и сохранить сие негиблюшее богатство, должно иметь внимание, единственно устремлённое иа болезнь и больного без поспешности; должно сообразить все явления, большие и малые; должно не только записывать их, но написать в своём месте, в связи, в порядке; надобно оставить предрассудки юности, позабыть у Прага храмины болящего тонкости более учёные, нежели умные, выдуманные для книжной торговли; следить болезнь просто, по учению Гиппократа, или, что всё равно, по руководству натуры; облещись терпением в повторении тех же исследований; благоразумно отличать посторонние явления от существенных; не всё принимать за причину, когда случится перемена после веши обыкновенной; не редких явлений, не новых лекарств искать, но искать точности и пользоваться старыми пособиями, полученными преданием из рук ваших опытных учителей.
Мне кажется, что вы из сего изложения довольно ясно видите, любезные юноши, что я призываю вас к трудам необыкновенным, естьли вы сами не хотите быть обыкновенными врачами; вызываю вас на поприте, где каждый стремится к цели, но не каждый преемлет честь совершенства. Вы же тако тепыте, да постигнете!
Кто не хочет идти к совершенству сим многотрудным путём: кто звания сего не хочет нести с прилежностью до конпа дней своих: иди. кто не призван к оному, но упал в оное препнувшись: тот оставь заблаговременно священные места сии и возвратись восвояси. Вместо тучных класов. ты пожнёшь плевелы одни; ибо семя учения сего падёт на бесплодную ниву, тобой невозделанную, недр коея ни дождь, ни роса не напоили. Вместо хлеба, тобою искомого, — глодать будешь кости; ибо врач посредственный более вреден, нежели полезен. Больные, оставленные натуре, выздоровеют, а тобою пользованные умрут.
Но ободритесь, любезные юиоши; положив руку на рало, не озирайтесь вспять. Я проведу вам первые бразды глубокие и прямые; и нивы, возделанные трудами вашими, дождём ранним и поздним напоённые, покроются плавыми класами, и жатва ваша будет многа!
Как благоразумный земледелец, обрабатывающий ниву свою, смотрит на три вещи: первое, на почву земли, исследуя её свойства; второе, на время года, ненастье, ветры, на заходящее солнце и иа изменения луны; третье, на самые семена добрые или худые, и сообразно тому учреждает все препринимаемые им хлебопашеские работы, так равно и искусный врач смотрит на три вещи: первое, на свойство больного; второе, на действие причин болезненных, находящихся в природе; третье, на самую болезнь, и по сим трём отношениям учреждает свои врачебные действия.
Пойдём со мною, любезные юноши, во глубину врачебные науки! Но прежде нежели я приступлю к исследованию сих трёх отношений, на коих основывается лечение, предварительно скажу вам, что простонародные лечебники учат лечить каждую болезнь по её только имени; что умозрительная о болезнях наука, патология, учит отнимать причины болезни; что опытная врачебная наука, терапия, учит основательному лечению самой болезни, а врачебное искусство, практика или клиника, учит лечить собственно самого больного. По теории и по книгам почти все болезни исцеляются, а на практике и в больницах много больных умирает. Книжное лечение болезней легко, а деятельное лечение больных трудно. Иное наука, иное искусство, нное знать, иное уметь.
Итак, в простоте сердца примите важный совет учителя вашего, который не имеет других упражнений, кроме врачевания и учения. Мои печали и радости суть попеременно больные и вы, вы и больные. Я намерен сообщить вам новую истину, которой многие не поверят и которую, может быть, немногие из вас постигнут. Поверьте ж, что врачевание не состоит ни в лечении болезни, ни в лечении причин. Так в чём же оно состоит? — спросите вы меня с удивлением. Я скажу вам кратко и ясно: врачевание состоит в лечении самого больного. Вот вам вся тайна моего искусства, каково оно ни есть! Вот весь плод двадцатипятилетних трудов моих при постелях больных! Вот вам вся цель сего Клинического института!
Предвижу, что многие учёные люди восстанут противу меня на брань, будут стараться изобличить меня как бы в грубой ошибке и может быть преклонят вас на свою сторону, но и тогда со смирением буду говорить им, что и они содержат истину, но в неправде. Вам же, друзья мои, я ещё чаще и громче буду всегда повторять одно и то же, что не должно лечить болезни по одному только её имени; не должно лечить и самой болезни, для которой часто и названия не находим; не должно лечить и причин болезни, которые часто ни нам, ни больному, ни окружающим его неизвестны; ибо давно уже удалились от больного, или не могут быть от него устранены; а должно лечить самого больного, его состав, его органы, его силы. Ещё повторяю: вот вам вся тайна моего лечения, которую приношу вам в дар, предоставляя вам на произвол, следовать ли сему моему учению, или нет*.
Но чтоб не слепо следовать сему новому учению, вникните в каждое положение оного и убедитесь доказательствами, из опытов почерпнутыми.
Что не должно лечить болезни по её имени: истина сия давно и везде известна, и при самом Праге врачебный науки всем и каждому преподаётся. И подлинно, больные весьма часто называют свои болезни ложными именами, либо лёгкими, либо страшными. Врач не должен верить их наименованиям, но сам прежде исследовать болезнь во всех её припадках: тогда даёт ей классическое имя. Но о сём и спору нет.
А что врачевание не состоит в лечении самые болезни: это такой парадокс, который. кажется сам в себе заключает явное противоречие. Вы мне скажете’ не все ли практические книги писаны о лечении болезней? Не сам ли я лечу болезни пред вашими глазами? Так, соглашаюсь, я учу лечению болезней по общепринятому образу выражения; а на деле я лечу больных. Ибо одна и та же болезнь часто показывается в людях противных сложений, и сии больные врачуются противоположными средствами; а одну и ту же болезнь, например, лихорадку противными средствами врачевать есть дело невозможное и противное здравому разуму. Одна и та же болезнь, например, ломота, является под разными видами, как-то: в песке, слизях, наростах, и в разных частях тела, т.е. в почках, в пузыре, пищеприёмном канале, в конечностях, в голове, в зубах. Каждая часть по степени своего благородства требует особого врачевания; а части тела не суть части болезни; и каждый больной, по различию сложения своего, требует особого лечения, хотя болезиь одна и та же. Во всех воспалениях можно давать соли, а в воспалении желудка и кишок нельзя; ибо вместо слабительного действия ты усиливаешь рвоту. Слабый пульс везде запрещает пускать кровь, а здесь повелевает. Всюду можно положить шпанские мухи, а на почки нельзя, ибо усилишь их болезнь. Сверх того сколько раз случается, что болезни положительно не знаем, а больного пользуем. Часто и с честью довольствуемся отрицательным определением болезни, то-есть: что она не есть ни та, ни другая, ни третья; но кто она такова? Не знаем, больного же пользуем.
Естьли и теперь ешё мне не верите, то возвратимся к началу врачебного искусства Гиппократ лечил больных, описывал их мастерским и неподражаемым пером; но он не определял и не называл болезней так, как наша школьная гордость учит ныне их называть. И что значат наши определения и названия болезней? И много ли таких знатоков? Сколько голов, столько н умов. Но для чести врачебного искусства лучше о сём молчать, нежели говорить о соблазне.
Что не причины болезни должно лечить: это кажется вам таким же парадоксом, который вовсе противен и здравой философии и медицине всех веков и народов; ибо вы скажете: отнявши причину, без сомнения отнимешь и действие. Так и к болезнях надобно с корня начать лечение, т.е. с причин, тогда и ветви её или припадки болезни сами собою иссохнут и пропадут. Например, камень в пузыре: надобно его вынуть, и болезнь кончилась. Чтоб выгнать жёлчь, стоящую в предсердечии (praecordiaк надобно дать рвотное, и горячка жёлчная прошла. Заперлась моча: надобио поставить катетер, и болезни нет. Всё сие вы говорите разумно и согласно со всеми учителями врачебного искусства. Но я ещё повторю вам, что они содержат истину в неправде.
Исследуем же сие дело и разберём самые примеры. Совершенную истину говорят они, что для познания болезни и для лечения оной надобно узнать причину болезни коренным образом; но что для уврачевания болезни надобно отнять причину оной, это на деле неправда: поелику причина, воздействовавшая на больного, иногда сама собою удаляется, а произведение её остаётся в теле. Например: после простуды, т.е. остановки испарины, остался ревматизм. Чем больше сию ревматическую материю больной старается выгонять испариною, тем болезнь сильнее свирепствует. Заперлась моча, надобно открыть ей ход катетером, чтоб болезнь прошла. Вот ты поставил катетер, моча вышла; а болезнь продолжается потугами во всей силе, хотя пузырь пуст и живот не вздут. Следовательно, и несправедлива в медицине та аксиома, что, отнявши причину, отнимешь и действие.
Иногда причина болезни бывает неотъемлема, например: камни в печени, или в почках; иногда же отъемлема, а отнять нельзя. Например: при нечистотах желудка и сильных его болях можно отнять рвотою причины болезней, т.е. слизи и жёлчь, но рвотного дать нельзя, чтоб не убить больного, который полнокровен, или имеет грыжу, или слаб грудью. Во всех таких случаях нвдобно лечить больного, смотря на состав его органов и на его силы.
Вместо рвотного, которое следовало бы дать, вы даете противурвотное (antieme-tioum). И так кого ж вы лечите? воистину не болезиь, а больного. Вы говорите, что камень из пузыря надобно вынуть и болезнь кончится; но вы не отважитесь вырезывать его ни у слабого младенца, ни у дряхлого старца, ни у человека, другою какою-нибудь болезнью изнурённого; или когда камень так велик, что в разрез ваш не пройдёт. Следовательно, вынимаете ли вы камень или так оставляете, причины болезни не отнимаете, а больного пользуете. Ибо, и вырезавши камень, причина остаётся в теле и часто готовит новый камень. Приведём другой пример: пуля попала в грудь и мимоходом повредила лёгкие. Пуля есть причина болезни; она сидит в теле. Пуля вынута операцией, а болезнь осталась. Либо пуля вылетела напролёт, а болезнь также осталась.
Самая наружная рана зажила, а следствие, т.е. внутренняя болезнь осталась, усиливается при переменах погоды, и больной требует ежегодного кровопускания. Возьмём еще пример, и пример такой, которым, повидимому, можно меня победить и удобнее уличить в ошибке: объелся человек ядовитых грибов, или чего-нибудь другого тяжёлого. Бред и горячка свирепствуют. Грибы — причина. Надобно рвотное, т.е. извергнуть грибы. и болезнь извержением причины кончилась, и здравие возвратилось. Итак, по вашему мнению я побеждён!
Побеждён, ежели грибы не произвели воспаления в животе и ежели рвотное дано заблаговременно. Но я вас спрошу: дадите ли рвотное человеку полнокровному? Ему сделается удар и он умрёт от рвотного, а не от грибов. Как вы дадите рвотное человеку с грыжей? У него сделается ущемление, и средство будет хуже болезни. Итак, не лучше ли дать слабительное, стены кишок умащать масляными веществами, а с тем вместе притуплять остроту яда? Из сего видите ясно, что болезнь и больной суть два разные предмета: что болезнь и орган страждущий суть также два разные предмета; что не болезнь принимает лекарство, а больной, что не причину лечить должно, она и без того сильна, но что лечить должно больного, который слаб.
Наконец, в последний раз вопрошая: кого будете вы лечить, когда причина вовсе неизвестна или когда больной нарочито таит оную, что случается весьма часто? Итак, не лучше ли учить и лечить одииаким образом, нежели на словах учить болезней, а на самом деле лечить больного?
Не подумайте, однако ж, чтоб я сим новым учением отвергал изыскание причин и исследование самой болезни. Нет! Чтоб правильно лечить больного, надобно узнать, во-первых, самого больного во всех его отношениях; потом надобно стараться узнавать причины, на тело или на душу его воздействовавшие; наконец, надобно обнять весь круг болезни: тогда болезнь сама скажет вам имя своё, откроет внутреннее свойство своё и покажет наружный вид свой.
Сим образом вы увидите строение болезни (Constructio morbi), подобное дому, которого все части, внутренние и наружные, слабые и твёрдые, основание и кровля, будут вам известны как бы по чертежу и представлены во всех своих разрезах. А сей дом болезни — есть больной.
Как зодчий рассматривает весь дом, чтоб прочно починить оный; как земледелец исследует почву земли для благопотребного возделаиия и удобрения: так точно и врач при лечении болезии первою должностью поставляет рассмотреть больного и вникнуть во всё его существо для восстановления его здравия, т.е. для укрепления тех частей, которые расслабли; для ослабления тех, кои к своему вреду избыточествуют силами; либо для очищения органов и растворения огустевших соков.
Предметы сего рассмотрения суть следующие: пол, возраст, сложение, соразмерность частей (habitus), род жизни, состояние н ремесло, наследственное расположение к недугам, особое свойство и болезни предшедшие.
Естьлиб я хотел распространиться в описании многоразличных родов больных по всем сим отношениям, вы ясно бы увидели, что сообразно оным и лечение также многоразлично. Но дабы не входить здесь в дальние подробности, я представлю одни только примеры, кои сие учение соделают для вас вразумительным.
Одно лечение прилично мужчинам, а другое женшинам, которые чувствительнее и слабее первых. Одно лечение потребно младенцу, другое мужу, третье старцу; одно девице, другое матери, третье женшине преклонных лет. Сложение горячее требует прохладительных и ослабляющих средств; холодное раздражающих: сухое питательных и соответственной оным диэты. Убавление питательных соков нужно людям, имеющим крепкие мышцы, прибавление же людям сухощавым и слабым. Бедным покой, добрая пища и средства крепительные: богатым труд, воздержание, средства очищающие. Рабочему кровопускание; сидячему горькие средства, способствующие …
/ Здесь найденный текст обрывается /
Комментировать