Оплата врача и его положение в обществе

Проф. О.Е. Бобров психиатр, профессор, заместитель директора НИИ психиатрии Минздрава РФ по учеб­но-етодической работе

(уже не «апрельские тезисы», но еще и не программная статья)

Самый неблагодарный труд тот,за который получаешь только одни благодарности.

В сознании миллионов граждан прочно зафиксировано всеобщее право на получение бесплатной медицинс­кой помощи. В Украине это положение декларировано ст. 49 Конституции. По сути это правовое выражение этического принципа справедливости в распределении медицинской помощи. В ХХ веке общество пришло к пониманию того, что охрана здоровья должна быть правом человека, а не привилегией для тех, кто себе это может позволить. По современным взглядам ведущих теоретиков биоэтики, системы здравоохранения, ко­торые реально не обеспечивают доступность медицинской помощи для всех граждан, не могут считаться справедливыми.

Но так ли это на самом деле?

Классическим примером противоречия в декларированном праве и реальной возможностью реализации это­го права является реализация права на свободу передвижения. Если у человека есть деньги, то он может купить себе автомобиль. Если денег много, то автомобиль будет комфортабельным, а управлять им будет наемный шофер. Если же денег нет, то придется обходиться без автомобиля. Передвигаться в обществен­ном транспорте или ходить пешком. Хотя это и затрудняет иногда жизнь, но само по себе не является огра­ничением гражданских свобод и прав. Заметим, что такая несправедливость возражений в обществе не вы­зывает, разве, что зависть бедной его части, и, не более того. В этой ситуации общественное мнение полно­стью принимает (и понимает) неизбежность конфликта свободы передвижения, как декларированного права, и материальной возможности реализации этого права, как товара.

В реализации декларированного права на медицинскую помощь дело обстоит иначе. Никто не хочет идти пешком. Все претендуют на «Мерседес», но бесплатный. Но бесплатных «Мерседесов» для всех быть не мо­жет. Налицо конфликт доступности медицинской помощи как права, и концепции медицинской помощи как товара. Невозможность же приобретения дорогостоящего товара необходимого качества, т.е. получить же­лаемую медицинскую помощь вследствие недостаточной материальной обеспеченности нуждающегося в ней, в современном цивилизованном мире, трактуется как фундаментальная проблема государственной по­литики и серьезное нарушение прав человека. В этой ситуации общество мгновенно забывает аксиому Б. Окуджавы, что «… пряников сладких всегда не хватает на всех».

Социум достаточно агрессивно требует справедливости соблюдения декларированных в Конституции га­рантий бесплатной медицинской помощи, забывая, что термином «бесплатная» когда-то было ловко подме­нено «оплаченная из общественных фондов потребления». Понятно, что эти фонды не бездонные, к тому же наполняют их по остаточному принципу, не говоря уж о том, что личные вклады отдельных членов социума в эти фонды тоже далеко не равнозначны. Значит и справедливость не может быть тотальной. В принципе она должна быть пропорциональной? Но тогда это не бесспорная справедливость?

В банке никто и не подумает требовать у кассира выдать больше того, что зафиксировано в счете. Но это в банке. Банки уважают, более того, перед ними трепещут. К медицине отношение диаметрально противопо­ложное.

Уважением, тем более трепетом по отношению к медицине и не пахнет. Здесь прочно устоялся запах судеб­ных коридоров и тюремных нар. Кроме апеллирования к, набившей всем оскомину, «Клятве Гиппократа», которую, кстати, большинство обличителей медицины и не читали вовсе, да призывов к врачу «Светя другим сгореть самому», причем желательно в нищете, псевдоидеологи общества придумать ничего не смогли. Да и не хотели. Образ «врача-бессребреника» чрезвычайно выгодная пропагандистская находка. Этим образом в сознание социума настойчиво закладывалась и закладывается мысль, что, врач обязан быть нищим. Сего­дня, полное отсутствие медицинского права подменено кустарно-сработанными «морально-этическими принципами», аморальными и безнравственными по отношению к врачу. В итоге за «нехватку пряников» се­годня вновь ответственными назначены «насквозь коррумпированные» работники медицины.

Общество сегодня начисто забыло, и никак не желает вспомнить, что труд врача чего-то стоит, что реализа­ция декларированного в Конституции права граждан на охрану здоровья должно основываться не только на профессиональных обязанностях, но и на объективных возможностях врачей его обеспечивать. Общество не желает понимать, что врачи также являются гражданами общества, гражданами, которые должны обла­дать своими обоснованными и защищенными законом правами. И в первую очередь правом удовлетворения в результате своего труда своих материальных и духовных потребностей.

Собственностью и достоянием врача являются его знания, профессиональные навыки и способность к тру­ду. Поэтому долг врача оказать помощь в свою очередь предполагает обязанность общества в соответствии с так им любимым принципом справедливости достойно вознаградить его за проделанную работу. Если вра­чу за его высококвалифицированный труд не платят зарплату вообще или платят нищенскую зарплату, кото­рая ниже вознаграждения уборщицы в офисе сомнительной фирмы, то это является разновидностью социа­льной несправедливости. Если законодательно закрепленная в Уголовном кодексе мера ответственности врача за возможные правонарушения несоизмерима с беспросветной нищетой его существования за пред­лагаемую обществом оплату его труда, то это тоже циничная социальная несправедливость.

Нельзя справедливое право граждан на охрану здоровья решать за счет несправедливого отчуждения высо­коквалифицированного труда у сотен тысяч медицинских работников. Популистское требование бесплатного здравоохранения, столь популярное и среди политиков, и среди населения привело фактически к «медразверстке» насильственному отчуждению за бесценок, а нередко и задаром (когда зарплата вовсе не выпла­чивается) того, что составляет собственность медицинских работников их труда, квалификации, знаний и талантов. Это форма вопиюще несправедливого общественного насилия над медиками.

Да и что спросить с современного общества, когда престижность и постыдность поменялись местами. В на­чале ХХ века престижно было быть защитником Отечества офицером, врачом, педагогом, инженером, уче­ным. Постыдно ростовщиком, палачом, проституткой, мытарем, фискалом. В ХХ! веке все изменилось. Постыдное стало элитным. Престижное презираемым. Гонорар киллера (палача), в отличие от гонорара врача, поднялся до недосягаемых высот, что мгновенно сделало эту профессию достаточно привлекатель­ной. Способствует этому и подробное описанию жизненного пути современных палачей героев нашего времени, начиная от момента их рождения, с детальным описанием этапов овладения «профессией» и пока­янными всхлипами истеричных правозащитников о том, как же социум не заметил периода «психологическо­го перелома» в хрупком и ранимом сознании этого психопата и вовремя не подставил ему плечо помощи. Этому посвящены десятки томов (почти как учебники для подрастающего поколения). Причем мера ответст­венности богатого киллера (по сроку наказания), в случае, чрезвычайно маловероятном, что его поймают, вполне соизмерима с мерой ответственности, которую может запросто схлопотать нищий врач.

Элитные «валютные леди», разнокалиберные «эскорт-герлс», фотомодели, «секс-символы» и многочисленные «мисс и миски» со страниц глянцевых изданий и экранов телевизоров убеждают обывателя в каторжном и неблагодарном труде, выпавшем на их долю, и сетуют на жадность и непорядочность спонсоров, подсунув­ших вместо обещанных многомиллионных контрактов какие-то жалкие «брюлики» за пару сот тысяч у.е. и убогую бесплатную многокомнатную квартирку от отцов родного города. Общество негодует по поводу прои­звола жестоких эксплуататоров «девичьих прелестей», объявив их ни много ни мало «национальным досто­янием». Общество с восторгом принимает приговор суда в пользу проститутки сумевшей забеременеть от миллионера в каком-нибудь ресторанном туалете или умиляется, если у какой-то очередной «звезды» от ка­кого очередного стриптизера появляется незаконнорожденный приплод.

Об  отношении к фискалам и мытарям лучше умолчать. Современных фискалов и мытарей просто боятся. Впрочем, ростовщиков (современных банкиров) тоже боялись всегда, хотя и всегда ненавидели. Но они наз­начили себя элитой. (Хотя, как говорят в Одессе «Вас тут не стояло»).

В этой элите нет места тем, кто работает честно, в том числе и врачу. «Трудом праведным, не наживешь па­лат каменных». Но врач живет здесь же, в этом же обществе. Он его часть. Он отчетливо сознает, что бесп­росветность его существования делает бессмысленным соблюдение норм поведения установленных для него современным обществом. Эти нормы ничего кроме беспросветной нищеты для врача не гарантируют. И тогда он задумывается «А собственно, почему проститутка может назвать свою цену, безголосая, но смаз­ливая певичка за кривляние под «фанеру» может заломить многотысячный гонорар, таксист не повезет бесп­латно, чиновник без «уважения» не выдаст справку, гаишник за спасибо не пожелает счастливой дороги, ад­вокат не приступит к ведению дела, официант без чаевых не обслужит, парикмахер не пострижет, а он врач, спасающих их жизни, по прихоти этого же общества, лишен права назвать цену своей работы?». Тут же вспоминаются бессмертные слова первого наркома здравоохранения Н. Семашко «Хорошего врача народ прокормит, а плохие нам не нужны». Значит, знал нарком цену хорошему врачу? Да и источник «прокорма» народ четко определил.

Естественно, что несправедливое отношение к врачу, а фактически насильное отчуждение результатов его труда бесплатно (или почти бесплатно, что, в общем, то одно и то же) по принципу «медразверстки», и, ли­шение возможности достижения материального благополучия честным путем, породило, как реакцию сопро­тивления, встречное насилие врачей над членами несправедливого к нему общества. Это насилие выражае­тся в стремлении получения материального вознаграждения от пациента, причем основным мотивом такого насилия является не столько обогащение, сколько обеспечение возможности элементарного биологического выживания. Врач сегодня вынужден, так или иначе, требовать от пациентов дополнительных вознагражде­ний. По крайней мере, от тех, кто может платить. Иначе быть не может. Экономической аксиомой является положение о том, что снижение размера заработной платы ниже прожиточного уровня неизбежно приводит к тому, что соображения выживания начинают преобладать над профессиональным долгом и обязательства­ми перед пациентами. Морально-этическими нормами не прокормишься и без денег не проживешь.

За тысячелетия истории врач вызывал, и вызывает, к себе разные чувства соплеменников, сограждан и, что особенно опасно, сильных мира сего. Противоречивость чувств нашла отражение в средневековом опреде­лении врачей triftontes(трехликие). Обыватели считали, что «…у врача три лица: порядочного человека в повседневной жизни, ангела у постели больного и дьявола, когда он просит гонорар» (Р. Артамонов, 1999). Ох, как не любил и не любит обыватель платить, тем более врачам! Поэтому и врачи приспосабливались. Не отсюда ли циничное «Exidedum dolorest» (Проси деньги, пока больной страдает)? Вот так.

Мы подошли к исключительно важной проблеме врачевание и деньги. Хотя, как свидетельствует история, труд врача оплачивался очень даже неплохо. Размышляющий Фауст у Кристофера Марло четко определил выгоды врачебной профессии «Врачом будь, Фауст, деньги загребай. Прославь себя чудесным излеченьем».

В Торе (Шмот/Исход 21:19) сказано «Если ссорятся люди, и один человек ударит другого камнем или кула­ком и тот не умрет, а сляжет в постель… то ударивший … пусть оплатит полностью лечение его». А поскольку обращение к врачу равносильно обращению к Богу, ибо истинный врач это Бог, как Он Сам говорит в Торе «Ибо Я Бог, твой Целитель» (Шмот/Исход 15:26), то и плата врачу богоугодное действие. В Гемаре эта мысль выражена еще лаконичнее врач не берущий плату не достоин ее.

Не даром истинные врачи-бессребреники Пантелеймон, братья-хирурги Козьма и Дамиан, Преподобный Агапит и наш недавно «почивший в бозе» соотечественник профессор В.Ф. Войно-Ясенецкий (отец Лука) канонизированы христианской церковью. Не много же их было за более чем тысячелетие.

Так как же быть с «бесплатной» медициной? Она существовала всегда, но только для отдельных категорий наших предков. Интересно то, что, как и сейчас, к этим «льготным категориям» относились либо очень бога­тые элита, либо очень бедные.

Врачей во все века, при любом строе кормили, кормят и будут кормить больные, а не государство.

В «Справедливых законах, которые великий и справедливый царь Хаммурапи установил на пользу и добро слабых, больных, вдов и сирот» указано «…если операция катаракты была успешной, то врач получал от больного 10 шекелей серебра» (1 шекель = 8,4 г). Сумма по тем временам огромная, составляющая годовой доход обычного работника. Так что врач знал, за что он работал.

В Древней Греции основная масса врачей безбедно жила за счет гонораров, получаемых от пациентов. Их труд оплачивали высоко (лучше, например, чем труд архитекторов). Хотя и врачам не была чужда благотво­рительность. Отец медицины Гиппократ в своих «Наставлениях» советует своему ученику, когда дело идет о гонораре, дифференцированно подходить к разным пациентам «И я советую, чтобы ты не слишком негу­манно вел себя, но чтобы обращал внимание и на обилие средств (у больного) и на их умеренность, а иног­да лечил бы и даром, считая благодарную память выше минутной славы». Заметим, что даром Гиппократ советует лечить иногда.

Что это? Попытка разрешить извечную дилемму о том, что, с одной стороны, труд врача (как и всякий другой общественно-полезный труд) должен быть справедливо оплачен, а с другой гуманная природа медицинс­кой профессии предполагает оказание помощи неимущим согражданам без оплаты?

А может быть все это проще? Может быть, Гиппократ уже понимал важность благотворительности для рек­ламы? Так, в тех же «Наставлениях» он советует своему ученику «Если ты поведешь сначала дело о возна­граждении, то, конечно, наведешь больного на мысль, что, если не будет сделано договора, ты оставишь его или будешь небрежно относиться к нему, и не дашь ему в настоящий момент совета. Об установлении воз­награждения не следует заботиться, так как мы считаем, что обращать на это внимание вредно для больно­го, в особенности при остром заболевании быстрота болезни, не дающая случая к промедлению, заставля­ет хорошего врача искать не выгоды, а скорее приобретения славы. Лучше упрекать спасенных, чем наперед обирать находящихся в опасности». Значит, неблагодарность спасенных по отношению к врачу заслуживает упрека даже с точки зрения Гиппократа?

Уважали врачей и в древнем Риме. Первый врач-профессионал появился в Риме в 219 г. до н.э. Был он ино­странцем греком из Пелопоннеса, звался Архагатом и был по специальности хирургом. Встретили его рим­ляне с радостью и не поскупились на «подъемные». Дали римское гражданство (а были они на этот дар ску­пы) и предоставили ему купленное на государственные деньги помещение. Не обошлось, конечно, без кон­фликтов. Не всех устраивали те способы, которые он применял при лечении. Сначала Плиний, а потом Ка­тон попытались сфабриковать «древнеримское дело врачей-палачей». Так, Катон писал он сыну «Считай, что слова мои пророческие…, греки дали друг другу клятву погубить своим лечением всех варваров; этим именно они у нас и занимаются и за это берут деньги, иначе им не стали бы верить и не так легко было бы им изничтожить нас». Но было уже поздно. Греческих врачей в Риме становилось все больше, и, никто уже не прислушивался к «изобличениям» Плиния Старшего, которого более всего возмущали большие состояния, нажитые врачами.

Врачи в древнем Риме были среди всех категорий свободных граждан, отпущенников и рабов. Раб по рим­ским законам не мог иметь никакой собственности. Так гласил закон, но он мало касался раба-врача. Извес­тны имена очень богатых рабов. Это врач Келад, раб Антонии, жены Друза Старшего; Гила, врач бегового общества, устраивавший конские состязания; Кассий «врач, раб цезаря нашего» (Траяна), который распола­гал такими большими средствами, что «…оставил жене своей и отпущенников, и отпущенниц». Не бедными были и Фирий раб императора Тита и Зосима раб отпущенника Гимна, который смог купить себе «намест­ницу». Нередко у врачей-оптпущенников со временем появлялись свои рабы и отпущенники. А это очень до­рого.

Немалый доход врачам приносило и обучение медицине. Обычно опытный врач окружал себя учениками и помощниками, которые сопровождали его при посещении больных и которых он наставлял во врачебном деле преимущественно на практике. О размере дохода такого врача можно судить по тому, что раб Эрот Мерула, глазной врач откупился на свободу за 50 тыс. сестерций.

Если проанализировать положение врачей, которые жили не в Риме, а практиковали по большим и малым городам Италии, то и среди них бедняков не было. Врач Арий Келад за свои средства отремонтировал це­лый храм Марса, а другой врач Ацилий Потин смог предпринять далекое путешествие из Бононии в Афины. Были среди врачей и настоящие богачи. Эрот Мерула, глазной врач из Асизия, в I-IIвв. н.э. оставил после себя капитал в 800 тыс. сестерций. Чуть позже в начале III в. городской врач Стей Рутилий Манилий в Беневенте вступил в сословие всадников, т.е. располагал цензом в 400 тыс. сестерций, которые, надо думать, были только частью его богатства, а его внук Скратей Манилиан был избран на высшую муниципальную до­лжность в родном городе. Он получил звание praetorcerialisи по этому поводу щедро одаривал сограждан «разбрасывая тессеры», особые марки, по которым граждане получали золотые монеты, серебряную и брон­зовую посуду и одежду. Подобные раздачи были возможны, конечно, только при большом богатстве.

В другой ранней цивилизации Древней Индии получение врачом гонорара за лечение считался нормаль­ным, также как и отказ во врачебном совете преступникам. В то же время существовали и «льготные катего­рии» пациентов. Врачу предписывалось лечить даром прежде всего своего учителя и брахманов, а также бедных, друзей и соседей, сирот и чужестранцев.

На Руси брали и берут всегда и за все. Брали, берут и будут брать и врачи кто «огненной» жидкостью, кто яйцами, кто борзыми щенками, а кто в конвертах.

Уже в «Русской Правде» Ярослава Мудрого указано о плате врачу за лечение ран. Церковный устав Св. Вла­димира (996 г.) объявил «лечцов» (врачей) людьми церковными и четко определил источник их финансиро­вания «десятину» от «…ссудных дел, от торговли, от урожая и т.п.». В «Изборниках Святослава» 1073 и 1076 гг., компилированных для черниговского князя Святослава Ярославовича с «Изборника» болгарского царя Симеона (Х век) говорилось и о вознаграждении врачу «…аще лечец получится, привести его к больному и уплатить за его труд».

Часто примером врачебного бескорыстия приводят Киево-Печерский монастырь (XI век). Печерский Патерик донес до нас имена бессребреников, подвижников монастыря. Глава 8 Патерика содержит сведения «О жи­тии святого преподобного отца нашего Феодосия, игумена Печерского», а глава 27 «О святом и блаженном Агапите, безмездном враче». Навечно прославили монастырь «даром исцеления и врачевания больных» Ан­тоний Преподобный, Домиан, св. Алипий, Вирменин, Агапит Печерский и Пимен Постник. Это так, но это бы­ло позже. Сначала в Киев пришли иноки из монастыря Св. Афонасия с Афонской горы, где была «больница больных ради», и принесли с собой врачебные знания. А возможность основания Киево-Печерского монастыря появилась после оплаты лечения князем Изъяславом. После того, как Антоний излечил Великого князя киевского Изяслава последний подарил обители гору над пещерами, а «игумен же и братия заложила цер­ковь велику и монастырь… И оттоле нача зваться Печерский монастырь…» отмечал летопись. Гора над пе­щерами неплохой гонорар.

Другой монах Преподобный Агапит, прозванный «врачом безмездным» (денег за лечение он не брал), лечил и монастырскую братию, и мирян, которые обращались к нему за помощью. Свое прозвище Агапит получил после того, как раздал нищим «щедрые дары» Черниговского князя Владимира Мономаха. Заметим, правом врача было раздать «щедрые дары», но обязанностью излеченного больного рассчитаться с врачом. После этого в сознании Владимира произошел переворот. Поступок Агапита с дарами так потряс князя тогдашне­го олигарха, что главным делом его жизни после выздоровления стала благотворительность. Своим детям он завещал «Избавите обидимаго, защитите сироту, оправдайте вдовицу». И дети свято выполнили наказ отца. Внук Владимира Мономаха Великий князь Ростислав Мстиславович после смерти своего дяди Велико­го князя Вячеслава Владимировича (1154 г.) все его имущество и казну раздал монастырям, церквям, бед­ным, вдовам и странникам. Его сын князь Роман Ростиславович так же всю жизнь занимался благотворите­льностью, раздал всю свою казну, не оставив себе даже на погребение. Хоронили князя на народные пожер­твования.

Почему же сегодня, ссылаясь на примеры бескорыстия отдельных древних врачей, общество настойчиво продолжает призывать всех современных эскулапов работать задаром? Почему не вспоминают размеров княжеской благодарности? Почему никто из нынешних олигархов не повторил княжеских поступков? Почему такая избирательная историческая память? Может быть потому, что народ вряд ли добровольно пожертвует нынешним олигархам на похороны? А с врача что взять. Он обязан быть нищим. Обществу больше нравится Шекспировский Кент «Убей врача, а плату за лечение отдай болезни» («Король Лир»).

Кстати, еще о бескорыстии и бессребреничестве. Издавна наших граждан потчуют мифом о бескорыстии земских врачей, о том, что все они были бессребрениками. Не ведаю, какими истинными источниками поль­зуются авторы таких утверждений. Исторические сведения и художественно-мемуарная литература того пе­риода не дает нам никаких оснований для этого. Все известные медики земского периода XIX столетия были достаточно состоятельными людьми. Подчеркиваю известные, т.е. состоявшиеся в профессии меди­ки, а не неудачники-недоучки. Не потому ли медики в земство стремились? И объяснений этому несколько.

Возложив на сельского врача широкий круг обязанностей и большую ответственность за состояние здоровья местного населения, земство значительно увеличивает их годовые оклады по сравнению с окладами госу­дарственных врачей. Обратимся к сведениям, приведенным в сохранившемся до наших дней отчете «Само­управление Ярославльской губернии», (1864).

Цифры более чем красноречивы. Так, если жалованье находившегося на государственной службе врача в Любимском, Пошехонском, Углическом уездах составляло 400 рублей в год, а в Рыбинском, Ярославском, Ростовском 700 рублей, то старший врач при Ростовском земстве Н.Б. Гейднерейх получил от земства в 1870 году 1200 рублей, а младший врач Д.И. Васильев 900 рублей (одна корова в то время стоила 25 руб­лей).

В начале ХХ века оклады земских врачей увеличились до 1500 рублей в год, причем такое жалованье было уже в большинстве уездов губернии.

Материальное положение врачей в разных уездах было не одинаково. Такая ситуация объяснялась разными финансовыми возможностями уездов. Но и тут управы старались найти выход. Довольно часто, кроме вып­латы жалования, земство или крестьянская община предоставляло врачу дом или оплачивали квартиру и ее отопление. Само самим разумеющимся была оплата врачу поездок на учебу, съезды и конференции, в том числе и за границу, а также компенсация расходов на книги и журналы.

Кроме того, земство разработало систему поощрительных материальных мер, которые должны были стиму­лировать работу врачей и тем самым препятствовать текучести кадров. Так, в Ярославской губернии уже в конце Х!Х века было введено страхование жизни медицинского персонала. Размер страхового полиса для врачей определялся в разных уездах в размере от 3000 до 5000 рублей.

Все перечисленные меры благоприятно сказались в привлечении врачебного персонала на земскую службу. Если в 1866 году на 10 уездов было 9 врачей (не считая лиц, служивших в губернской больнице), то в 1880 году их стало 25, а к 1914 года в Ярославской губернии медицинской практикой занималось уже 97 врачей, из них 65 находилось на земской службе.

Интерес представляют и сведения о ценах и о доходах разных категорий государственных служащих на ру­беже XIX ХХ веков.

Цены на «главнейшие продукты первой необходимости» в г. Киеве в 1913 году были такие: мука пшеничная высшего сорта 13 коп. за кг, мука ржаная 6 коп. за кг, хлеб пшеничный 12 коп. за кг, французская булка — 7   коп. за 400 г, картофель 2 коп. за кг, крупа гречневая 16 коп. за кг, рис 20 коп. за кг, масло подсолнеч­ное 33 коп. за кг, сахар (песок) 25 коп. за кг, телятина 32 коп. за кг, свинина 38 коп. за кг, рыба (щука) 63 коп. за кг, молоко 12 коп. за литр, масло сливочное 1 рубль 31 коп. за кг, яйца 31 коп. за десяток. Раз­ливное пиво (0,5 литра) стоило 5 копеек. Разлитое в бутылки пиво стоило дороже 12 копеек. Обед из двух блюд в кафешантане «Шате да флер» обходился в 16 20 копеек. Отобедать в фешенебельном ресторане «Жорж» или «Франсуа» можно было за 2-3 рубля. Мужской костюм в то время стоил 35 40 рублей, брюки 13 рублей, зимнее пальто 60 рублей.

Что было дорого болеть. В больницах были, конечно «бесплатные» койки, но их не хватало. Поэтому прихо­дилось раскошеливаться. В общих палатах брали по 30 копеек за койко-место, а в отдельных уже 1 1,5 ру­бля в день. Это без учета самого лечения.

Теперь о доходах. Самые высокие оклады получали члены Государственного Совета. Одним из наиболее оплачиваемых министров был министр внутренних дел, его жалованье составляло 24480 рублей в год. Его заместитель (товарищ) получал 15000 рублей. Директор министерского департамента получал более 8000 рублей, что немного превышало жалованье губернатора. Содержание члена Государственной думы обходи­лось в 4500 рублей. Чуть меньше 4000 4200 рублей получал профессор столичного вуза. Учитель гимназии получал лишь около 1000 рублей, столько же получал и участковый пристав, а его помощник 600 рублей. Врач в муниципальной больнице и начальник почтово-телеграфного отделения получали около 500 рублей в год. Жалованье околоточного надзирателя составляло около 400 рублей. Высококвалифицированные рабо­чие в некоторых отраслях промышленности получали примерно такую же сумму (Ю. Голицин, 2000).

Приведенные данные говорят о казалось бы незавидном положении врача, находившегося на «государевой службе». Его зарплата, по сравнению, например, с министром или депутатом была в то время такой же ни­щенской, как и сегодня. Но нищих врачей почему-то не было. Наоборот, врач был человеком зажиточным. Их богатство основывалось не на государственном жаловании, а на гонорарах, получаемых от пациентов. Так, в издаваемой в те годы Манассеиным газете «Врач» были опубликованы сведения о размерах гонораров вы­дающихся врачей (Шарко, Бильрота, Склифософского, Захарьина и др.). Это были астрономические суммы 40 тыс., 25 тыс., 6 тыс. рублей. Это не секрет, данный факт известен всему миру (И. Шамов, 2004).

Вообще о газете «Врач» стоит поговорить особо. Ее редактор Манассеин славился как бессребреник. Увле­кшись общественной деятельностью и изданием газеты он быстро спустил свое состояние (ему в наследст­во досталась фабрика и доходный дом), совершенно оставил частную практику и лишь изредка посещал больных на дому преимущественно врачей и литераторов. Основной его деятельностью стала критика «тене­вых сторон» частной врачебной практики «…частная практика порождает нездоровую конкуренцию и дефо­рмирует морально-этические основания коллегиальности врачей, в среде которых распространяется алч­ность, «кусочничество», она является причиной безнравственной «дихотомии» когда, например, терапевт направляет больного к определенному хирургу, получая от последнего от 25% до 50% комиссионных и т. д. «. Фактически газета Манассеина превратилась в орган, на страницах которого постоянно вершился «суд чести» над русской медициной, что, в конце концов, не могло не обернуться изменением общественного отношения к врачам. Эти публикации вызвали известный резонанс, правда, в основном среди деклассированной публи­ки, и, заигрывающих с ними народовольцами и представителями левацких движений.

Парадоксом явилось то, что публикации в газете «Врач» привели к стремительному разрушению, некогда единой, профессиональной корпорации врачей. Чем жестче была критика прессы, тем более вялой станови­лась реакция медицинского сословия, хотя более логичным был бы организованный отпор. Но его не после­довало. Причина же этого была «проста как мир». Зависть к более удачливому коллеге, зависть к размеру полученного кем-то гонорара. Все, как всегда упиралось в «экономику». Точно по М. Булгакову, когда Шари­ков упрекает Филиппа Филипповича «А то что ж один в семи комнатах расселся, штанов у него сорок пар, а другой щляется, в сорных ящиках питание ищет».

Так что публикации во «Враче» поддержали те медики, которые четко увидели в низвержении авторитетов возможность расширить свою практику за счет устранения конкурента. Они то и стали пятой колонной вра­чебного клана. В основном это были те, кто не смог прославиться и добиться материального благополучия успехами в медицинской практике и науке. Единственным выходом для них стала возможность прославить­ся, созданием образа страдающего за больных бессребреника. В ход пошли все способы, в том числе и вы­таскивание на потеху неподготовленной публике случаев диагностических и лечебных ошибок вчерашних кумиров, наклеивание им ярлыков «погрязших в роскоши мздоимцев» и т.п.

Немногочисленные трезвомыслящие граждане, понимавшие, что «хорошее не бывает дешевым», не поддер­жали Манассенина и Ко. В основном это были представители школ Боткина и Захарьина. В ответ на нападки и обвинения врачей в стяжательстве они пришли к выводу, что понятие «гонорар» иное, чем понятие «жало­ванье» («заработная плата»). Гонорар это не только стоимость работы и оценка социального статуса врача, но и отражение возможностей и социального статуса пациента. Так что каждый покупает то, что может себе позволить, и, обращается к тому, кто ему материально доступен. А заниматься или не заниматься благотво­рительностью личное дело врача. Кто-то от рождения альтруист и филантроп, а кто-то чистый прагматик.

Историки медицины, занимающиеся вопросами врачебной этики и деонтологии, любят ссылаться на благот­ворительную деятельность М. Я. Мудрова, называя его русским последователем Гиппократа. Действитель­но, когда он стал знаменитым врачом дом его был всегда полон воспитанниками, старыми друзьями и мно­гочисленными родственниками, жившими на его иждивении. Если учесть, что сам он был сыном бедного священника (отец, отправляя его в Москву в университет, дал ему всего 25 копеек медью), то, учитывая те­кущие расходы, можно заключить, что гонорары, получаемые доктором от состоятельных пациентов, были немалыми. Как отмечал его биограф, сам М.Я. Мудров не любил, когда врачебный труд оценивали дешево. Интерес представляет описание его выезда «в народ» «Ранним утором М.Я. Мудров выезжал из дома в сво­ей карете четверкой с ливрейными лакеями на запятках… (чем не 600-й «мерседес» того времени?). На коз­лах у кучера стояли корзины с лекарствами, чаем и вином. Все это он раздавал бедным и больным, которых посещал безвозмездно». Вот он принцип «солидарного медицинского страхования», правда, без участия бю­рократического аппарата страховых компаний.

Но семена, умело брошенные медицинскими «раскольниками-Манассеиными» в хорошо «унавоженную», левацкими идеями всеобщего благоденствия и социальной справедливости, почву, уже стали давать обильные всходы. В обществе популяризировалось потребительски-пренебрежительное отношение к врачам. Люмпе­низированные массы с восторгом приняли лозунг «Долой частную врачебную практику, долой медицину ла­вочников! Работать за совесть, а не за деньги». Правда, этот лозунг, почему-то, был адресован только к од­ной стороне врачам. Впрочем, социум всегда неохотно расставался с деньгами, особенно если их приходи­лось отдавать за что-то нематериальное, неосязаемое например, не за водку, а за здоровье. Тем более, когда в самом врачебном сословии появились «праведники», навязчиво призывавшие к борьбе с «медицинс­кой сухаревкой» и «кусочничеством». Как не поддержать такой почин? Кто же будет платить, если это не обя­зательно? Врач должен работать безвозмездно!!! А на самого врача социуму было, в принципе, наплевать.

Интересна эволюция взглядов на материальные отношения врача и пациента классика врачебной этики В. Вересаева. В начале своей врачебной деятельности он пытался трудиться безвозмездно, и, чтобы зарабо­тать на жизнь, подрабатывал по вечерам перепиской документов для богатых людей. Позже он понял абсур­дность своего занятия. Вот что писал сам Вересаев «… Я вступил в жизнь. Я ближе увидел отношение бо­льных к врачам. И постепенно мои взгляды стали меняться. У меня был товарищ-врач, специалист по мас­сажу. Он в течение двух лет лечил семью одного богатого коммерсанта. Коммерсант, очень интеллигентный господин и вполне «джентльмен», задолжал врачу около двухсот рублей. Прошло полгода. Товарищу очень нужны были деньги. Он написал коммерсанту вежливое письмо, где просил его прислать деньги. Коммерсант в тот же день сам приехал к нему, привез деньги и рассыпался в извинениях… Но он все время называл вра­ча не по имени, а «доктор», все время держался с той изысканной вежливостью, которою люди прикрывают свое брезгливое отношение к человеку.

С этих пор коммерсант перестал обращаться к моему товарищу. В своих делах он, конечно, не считал преосудительным предъявлять клиентам векселя и счета, но врач, который в свое дело замешивает деньги… Такой врач, в его глазах, не стоял на высоте своей профессии.

Поведение коммерсанта поразило меня и заставило сильно задуматься оно было безобразно и бессмыс­ленно, а между тем в основе его лежал тот взгляд, по которому врач должен быть абсолютно бескорыстен. По мнению коммерсанта, врач должен стыдиться чего? Что ему нужно есть, и одеваться, и что он требует вознаграждения за свой труд! Врач должен весь свой труд отдавать обществу даром, но кто же сами эти «бескорыстные» и «самоотверженные» люди, которые считают вправе требовать этого от врача? Было бы по­нятно, если бы и само общество состояло сплошь из идеальных людей. Средний врач есть обыкновенный средний человек, и от него можно требовать лишь того, чего можно требовать от среднего человека. И если он не желает трудиться даром, то, какое право имеют клеймить его за корыстолюбие люди, которые свой собственный труд умеют оценивать весьма зорко и старательно?»

Согласитесь, описанная почти 100 лет назад ситуация, весьма и весьма характерна и для нашего сегодняш­него общества. Разве что напомнить зарвавшемуся пациенту о задолженности нельзя, а иногда и просто опасно. Сегодня врачу еще хуже. Он бюджетник.

Вересаев приводит еще один показательный пример «В газету «Сын отечества» обратился господин с тре­бованием «пропечатать» врача, подавшего на него в суд за неуплату гонорара. «Да отчего вы не заплатили ему?» спросил газетчик. «Да так, знаете, праздник подходит, дачу нанимать, детям летние костюмчики, ну все такое прочее»… Вот оно, оказывается, как. Врач должен быть бескорыстным подвижником, ну а осталь­ные, важные лица, будут за его счет нанимать себе дачи и веселиться на праздниках».

Выдающимся отечественным клиницистом последней трети XIX века, ошельмованным распоясавшимся со­циумом, был Григорий Антонович Захарьин, более 30 лет возглавлявший факультетскую терапевтическую клинику Московского университета. О Захарьине враче и диагносте складывались легенды. В течение более 30 лет он ежедневно читал лекции для студентов. Как отмечали современники, некоторые студенты спе­циально оставались повторно на IV курс, чтобы еще раз прослушать курс его клинических лекций. Ежеднев­но он посещал клинику (изменив этой привычке лишь в последние годы), не исключая праздников. При этом он говорил своим помощникам, что в страданиях больного таких перерывов нет. Благодаря своим регуляр­ным обходам Г.А. Захарьин знал находящихся в клинике больных подчас лучше, чем ординаторы.

Антон Павлович Чехов (сам врач), которого уж никак не назовешь защитником медицинского сословия, вспомните хотя бы те отрицательные образы врачей, выведенные в его произведениях говорил, что из всех врачей признает только одного Захарьина! Лев Толстой, давний пациент Захарьина, писал, что каждое сви­дание с этим человеком оставляет в душе его «очень сильное и хорошее впечатление». Наконец, опять при­ведем свидетельство А.П. Чехова, который писал А.С. Суворину (страдавшему упорными головными боля­ми): «Не пожелаете ли Вы посоветоваться в Москве с Захарьиным? Он возьмет с Вас 100 рублей, но прине­сет Вам пользы minimumна тысячу. Советы его драгоценны. Если головы не вылечит, то побочно даст сто­лько хороших советов и указаний, что Вы проживете лишние 20-30 лет. Да и познакомиться с ним интерес­но».

Москва верила Захарьину безоговорочно. Впрочем, не только Москва в клинику Захарьина стекались боль­ные со всей России; человек же он был неуравновешенный, даже капризный, но знавший себе цену. Он мог приструнить любого и не менял принципов в угоду сиюминутным настроениям социума. То, что он позволял себе в период расцвета славы, вряд ли простили кому ни будь другому. Подтверждением тому примеры, описанные замечательным историком-романистом В. Пикулем.

«Вот зовут Захарьина к Прохорову владельцу Трехгорной мануфактуры.

—  Так. А на каком этаже у него спальня?

—   На третьем, с вашего соизволения.

—   Не поеду! Пускай его вместе с кроватью перекинут в первый этаж. Лестницу застлать коврами и поставить в прихожей кресло, а подле него столик с персиками и хересом от Елисеева…».

Москва называла такие выверты «чудачеством». Казалось бы, когда Захарьина звали в Зимний дворец для лечения царей, он должен оставить эти выкрутасы. Не тут-то было! И при дворе он «…заявлял разные тре­бования и претензии, которые коробили придворные сферы». То велит остановить во дворце все тикающие часы, то просит водрузить в вестибюле диван, на котором и лежал, покуривая сигару, пока царь его дожида­лся. Но если Захарьин начинал лечить труженика-интеллигента или просто умного человека, ни о каких чу­дачествах не было и помину. К больному приходил просто врач внимательный и тонкий собеседник, знаток музыки и живописи. Так что Захарьин знал, с кем и как надобно ему обращаться!

Больше всего ему попадало за те бешеные гонорары, которые он брал за визиты на дом. Сам Захарьин в разговоре с Мечниковым однажды признался «Вот говорят, будто я много беру. Если неугоден, пускай идут в бесплатные лечебницы, а мне ведь всей Москвы все равно не вылечить… В конце концов, Плевако и Спасович за трехминутную речь в суде дерут десятки тысяч рублей, и никто не ставит им это в вину. А меня кля­нут на всех перекрестках! Хотя жрецы нашей адвокатуры спасают от каторги заведомых подлецов и мошен­ников, а я спасаю людей от смерти… Не пойму где же тут логика?».

Наиболее тяжкие обвинения предъявляли Захарьину в последний период жизни в связи с его частной прак­тикой. Действительно Захарьин имел крупное состояние, приобретенное частной врачебной практикой, и огромный доходный дом на Кузнецком мосту. У него была установлена такса 50 рублей за прием больного в своем кабинете и 100 рублей на дому у больного. «Стяжательские приемы захарьинцев» (имелись в виду также его ассистенты, прием у которых стоил 10 рублей) подверглись критике в общей и медицинской печати. С легкой руки журналиста Жбанкова появились термины «московская захариниада» и «захарьинские мо­лодцы». Имя Захарьина стало на Руси «притчею во языцех», и ему доставалось от публики даже тогда, когда он потрясал своей мошной ради пользы общества.

Время старательно фильтрует наше прошлое, отделяя дурное от доброго. Но дурное почему-то помнят, а все лучшее, что делал Захарьин, предано забвению или охаяно. Напомним, что в университетской клинике он принимал бесплатно. Свое жалованье профессора Московского университета он отдавал в фонд нужда­ющихся студентов. Но прав был классик «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Распоясавшемуся обществу всего было мало. Однажды Захарьин внес 30 000 рублей в фонд помощи нуждающимся студен­там, но студенты сразу устроили митинг «Почему только тридцать тысяч? Почему так мало?». Перед смер­тью Г.А. Захарьин ассигновал полмиллиона рублей на устройство приходских школ в провинции в Саратов­ской и Пензенской губерниях, но газеты тут же разругали его почему он передал деньги сельским школам, а не городским?.. В итоге, в 1896 году Григорий Антонович вынужден был подать в отставку. Он покинул уни­верситет, а через год умер в одиночестве, словно отверженный.

Но не все врачи попали под влияние Манассеина и Ко . Примером могут служить «Врачебныя этическия пра­вила» Составленныя комиссіей, избранной Обществом Кіевских Врачей и утвержденныя имъ в заседании 7­го октября 1889 года. Эти правила были подписаны Председателем Комиссии, президентом Общества Киев­ских Врачей профессором Н. Хржонщевским, и, регламентировали практически все стороны врачебной дея­тельности.

В разделе Б. «Требования врачей от публики» п. 10 гласил «Врачи вправе требовать, чтобы больные ува­жали их труд, оберегали их время и силы и не злоупотребляли последними без особенной нужды», а п. 12 прямо указывал на достойное отношение к врачу «Врачи могут по справедливости требовать, чтобы без особой надобности их не приглашали внезапно, особенно ночью, кроме того, даже в случае подобной необ­ходимости, больные должны обращаться по преимуществу к постоянно пользующим их врачам или в ночные врачебные дежурства, равно как и в акушерскую клинику. Больные должны, по возможности, посылать за врачом раньше часов его выезда для того, чтобы врач мог распределить свое время. Приглашения должны быть по возможности, письменными с обозначением точного адреса».

Особый интерес представляет раздел В. «Вознаграждение за труд». Цитируем его по первоисточнику без купюр и комментариев:

1. Врачи имеют полное право требовать вознаграждение за всякий исполненный ими врачебный труд.
2. Врачебная помощь бедным, наравне с другими их нуждами, должна подлежать попечению городских и сельских обществ и других учреждений подобно тому, как это существует в других странах и у нас.
3. Бесплатная врачебная помощь бедным предоставляется по доброй воле врачей, причем лица, состоя­щие под покровительством Александровского Комитета раненых, имеют право на бесплатное пользование врачебной помощью.
4. Гонорар за операцию, равно как и приглашение врача в отъезде и гонорар за это, устанавливаются по особому взаимному соглашению.
5. Если приглашенный врач осмотрел более одного больного, то при определении гонорара врачу должны приниматься во внимание и эти больные.
6. Ночные визиты, сделанные по приглашению больного, должны быть оплачиваемые, считая для таковых время от 9 часов вечера до 7 утра.19. Врач должен отказаться от вознаграждения за помощь товарищу вра­чу и его семейству, что уже давно освещено обычаем.

Изучение текста этих «Врачебных этических правил», действовавших в Киеве каких-то 100 лет назад вызы­вает чувство белой зависти. Наши предшественники по врачебному клану не только умели уважать себя, но и умели требовать должного отношения к себе общества, которому служили.

А как же иначе? Любое сотрудничество должно быть обоюдовыгодным. Иначе это уже не сотрудничество, а использование.

Надеюсь, что любой, мало-мальски образованный человек в курсе, что прецедентов «бесплатной» медицины за последние 10 тысяч лет практически не было. Если отбросить декларации и различные формы взаимоза­четов (оплата продуктами, обучение и содержание лекаря за счет деревни и т.д.), то впервые прецедент по­явился примерно 35 лет назад «в отдельно взятой стране». Именно 35, а не 80, как считают многие.

Надеюсь, все помнят эпизод из «Доктора Живаго», когда к женщине в критическом состоянии он согласился из любезности поехать ночью, оговорив предварительно вопрос оплаты в виде комода, с доставкой силами родственников пациента. Второй эпизод оттуда-же как в Сибири он не мог отучить местное население за консультации приносить продукты (в которых не нуждался, т.к. жил на содержании у атамана бандитовпартизан). Может быть, с образованием мощного государства, что-то изменилось?

Читаю воспоминания о знаменитом хирурге В.Ф. Войно-Ясенецком, датированные концом тридцатых «Живя в ссылке, работал в местной больнице, и иногда, желая показать молодым врачам пример бескорыстия, с бедных пациентов не брал плату за операцию…». Тогда врачам зарплату государство уже платило (примерно такую же, как и сейчас) (К. Зайцев, 2004).

Начало создания «бесплатной» медицина в СССР, в том виде, как она существовала до последнего времени, было положено в 60-е годы ХХ века усилиями «великого реформатора», засевавшего Заполярье кукурузой и обещавшего через 20 лет коммунизм. Разумеется, при коммунизме, ни о какой плате за лечение, образова­ние, охрану безопасности и имущества и т.д. речи идти не могло. Но все же врачам установили зарплату, превышающую среднестатистическую (начинающий врач получал, с учетом дежурств, рублей 160-180, в от­личие от начинающего инженера, получавшего 115), и «строго» наказывался за поборы.

Кроме того, государством осознанно (с помощью продажной пишущей братии, готовой писать под любой со­циальный заказ) создавался лубочный морально-этический образ врача человека благородного, бескорыс­тного, некую пародию на средневекового монаха. Всех это устраивало, и за последующие годы все к этому привыкли.

А справедливо ли общество по отношению к врачам? Ответ дает классик патриарх кардиохирургии Н.М. Амосов в своем реквиеме «Голоса времен» (1998). Клиника Корфера в маленьком городке Бед-Оэнхаузен, недалеко от Дюссельдорфа. «… 4-5 тысяч операций в год шунтирование и замена клапанов (наряду с деся­тками пересадок сердца и другими сложными вмешательствами, и смертность 1 -3%. Оперируют в любом возрасте…. Операции, разумеется, платные 40-50 тысяч марок. Я восхитился, но, даже не подумал «Вот бы мне!». Ехать так далеко… Денег нет… Отправили факс Корферу, поговорили с ним по телефону и через день получили официальное разрешение: приезжайте, стоимость операции 44 000 марок. … По телефону договорились с Корфером, что «примут в кредит», но это на несколько дней. Своих денег у меня было около 6000 долларов накоплены за пять лет на случай смены стимулятора, ценой большой экономии, гонораров, стипендии от Сороса».

Огромные средства заработал отец кардиохирургии Украины за всю свою трудовую жизнь. Их не хватало даже на продление его собственной жизни!!!

Может быть прав был Т. Бильрот, когда оценил достижения своей карьеры «Мало радости дала мне хирур­гия». Символично и окончание книги великого бессребреника «Мой эксперимент закончен!» (можно пофантазировать и о том, что объявление много лет провисевшее в вестибюле института «Родственников и боль­ных прошу не делать подарки персоналу, кроме цветов. Амосов» наследники, зная об итоге жизни великого Учителя, наверняка снимут.

Вместо эпикриза.

Святой обязанностью общества должно быть обеспечение медицинских работников достойным и приличес­твующим уровнем жизни. Когда врач плохо одет, с трудом сводит концы с концами, не обеспечен хорошей квартирой, никакая клятва Гиппократа или уставы врачебных ассоциаций не сделают его доброжелатель­ным. Он не только врач, но и человек, и становится изначально раздраженным.

Ему не до психологии, не до собственной квалификации, не до врачевания. Учесть надо еще одно обстояте­льство: плодящиеся нувориши, разъезжающие на импортных автомобилях и отдающие во время осмотра врачебном кабинете указания по мобильному телефону, которые смотрят на врача как на заведомо «непол­ноценное существо», как на «обслугу».

Когда много лет назад английские врачи устроили забастовку, добиваясь повышения зарплаты, они мотиви­ровали свое требование не тем, что она низка, а тем, что она недостаточна для поддержания имиджа врача в глазах общества и пациентов. А этот имидж необходим для полноценного врачевания.

Если общество требует от врача соблюдения принципа «Salus aegrofi suprema lex», т.е. «Благо больного высший закон». То разве не должно быть и обратного «Благо врача высший закон»?

Я за безошибочную работу врачей, за их доброту, высокий профессионализм, самосовершенствование. Но я и за то, чтобы всеми указанными свойствами обладал и пациент больной и здоровый, с которым общается врач. Давно сказано, но не устарело «Счастливый врач лучше несчастного». И мне представляется вполне логичным; когда больной, на исцеление которого направлены все усилия-врача, испытывает уважение к не­му, помогает врачу в его тяжелом труде, бережет его душевный покой и здоровье.

Иллюзия того, что пациент может обращаться в любое время, не считаясь с правом врача на отдых, делает жизнь врача зависимой, невыносимой, лишает внутренней свободы и в конечном итоге порождает раздра­жение и неприязнь к больному, что скажется на дальнейших отношениях. Да, неоказание медицинской по­мощи наносит вред здоровью человека. Но разве бездеятельность и равнодушие людей других профессий не могут нанести тот же вред?

А гуманно ли общество относится к врачу? Семейный врач в США имеет 70 тысяч долларов годового дохо­да. Это столько, сколько получат 10 наших участковых врачей за всю свою жизнь!

Я слышу уже возмущенные упреки «Врач не должен думать о деньгах, он дает присягу быть бескорыстным» и т.д. Да, верно, но верно и то, что он не Дает клятвы быть нищим! Весьма удобная позиция для членов се­годняшнего общества врач должен стыдиться требовать достойного вознаграждения за свой труд. Врач должен отдавать весь свой труд обществу даром, в то время как его «бескорыстные» и «самоотверженные» пациенты ох как ревниво и старательно умеют оценить свой собственный труд и товар.

Общество должно признать, что наши врачи обладают достаточно высоким уровнем знаний, и, пока еще не утраченными понятиями о порядочности и доброте. И, наконец, общество должно задуматься о том, что в руках врачей самый дорогой, ходовой и скоропортящийся товар здоровье!

Немного цинизма.

Беда нашей медицины в том, что сами врачи чрезвычайно инертны, и, по большому счету ни на что не спо­собны. «Настоящих буйных мало».

При проведении всех этих, так называемых, реформ никто у них ничего не спросили а они даже не пикнули. При своей унизительной зарплате, при том, что им ее годами не платили они за все это время ни разу не выступили. Рабочие сидели на рельсах, учителя голодали, а медики только ныли и работали. С одной сто­роны, это связано с тем, что советские врачи (а сейчас у нас в медицине работают именно советские врачи. Те, кто побойче, еще в самом начале перестройки уехали на Запад) очень трусливый народ, ужасно корпо­ративный, несамостоятельный и полностью зависимый от самодурства начальства. Всю жизнь они «стараю­тся соответствовать» жестким и сложным правилам системы, боятся оказаться крайними. Дисциплина в ме­дицине на самом деле гораздо круче, чем в армии, потому что речь идет об очень большой ответственнос­ти. В результате при внешней важности врачи становятся удивительно бесхребетными

С другой стороны, профессиональная этика подложила медикам большую свинью. Законодатель, чиновники и начальство активно используют клятву Гиппократа, чтобы морочить медикам голову дескать «поклялись —  терпите». Хотя клятва Гиппократа не кодекс врача-бессребреника.

Если бы врачи были способны за себя постоять, если бы у них были настоящие боевитые профсоюзы, если бы они отказались работать за такие деньги, которые им как кость-подачку бросает общество, то медицина стала бы предметом публичной политики. Они могли бы заставить общество, наконец, подумать, на что оно готово. А пока этого не будет, ни каких серьезных изменений нас не ждет. И дальше будет то же самое. В публичной политике у нас остался один вопрос: существует ли медицинская политика вообще?

Ни у одной партии нет ни только программы медицинской реформы, но и просто четкой позиции. Только чи­новники шелестят бумажками. Трудятся непрофессионалы в темных кулуарах минздрава в порядке бюрок­ратического обсуждения и согласования позиций.

Публичное обсуждение медицинских вопросов не нужно никому. Посмотрите хотя бы на проплешины в сес­сионном зале Верховной Рады, когда выступают медики? Пустых кресел намного больше, чем присутствую­щих слуг народа. Это понятно. Медицина не распределение портфелей председателей профильных коми­тетов, не утверждение статей бюджета, не создание «свободных (от соблюдения законов?) экономических зон и не распределение «вкусных» инвестиций. За лоббирование медицинских вопросов «кеш» не получишь.

Но чтобы произошла медицинская реформа, нужно, чтобы общество действительно этого захотело, чтобы не только политики, но и простые люди заговорили об этом. Тогда нация сможет заказать государству сде­лать эту реформу и сможет требовать результата. Пока что все в Украине меняется в обратную сторону так что думаю, надеяться не на что.