В тот злосчастный день я дежурила по санавиации. Погода была отвратительная – отнюдь ехать никуда не хотелось. Звонок, записываем данные. Небольшой городок, граничащий с городом, где периодически разворачиваются боевые действия. «Отлично, блин!» — кто-то сказал вслух, а кто-то подумал про себя.
На ходу вливаю в себя кофе. Запрыгнули в машину и в путь-дорогу… Погода стояла отвратительная, из тех, когда из-под одеяла высовывать нос не хочется: моросит то ли дождь, то ли туман, сыро, зябко. Все условия для путешествий. Сохраняем позитивный настрой, путем основной защитной реакции – чувства юмора. И вообще мне кажется, что чувство юмора – спаситель еще тот: всегда при себе, бесплатно и эффективно.
Доезжаем до блокпоста. Останавливают. Тут началась комедия: «Все предъявите документы. А что у вас в кабине? А вы везете наркотические препараты»?
Я уже грешным делом подумала, что пацаны развлекаются, или волшебные таблетки ищут. С другой стороны, как тут возмутиться – каждый выполняет свою работу, вдруг мы законспирировались и везем контрабанду? Вскоре начало раздражать: затяжные диалоги с нами и между собой, шуточки, дурацкие вопросы. Не выдерживаю:
— Знаете, мы вообще-то не на день рождения едем. Там ребенок умирает.
Смотрят на меня молодые солдатики так, будто я им тайну Мира открыла, и до сих пор им казалось, что мы приехали сюда скрасить их серые будни.
— А мы тоже тут не шутки шутим!
Сделали сосредоточенные лица, и по 10-му кругу, с важным видом, просматривают наши документы. Несколько минут спустя поехали. И как же я была права…
Приезжаем, а там завал полный. Меня встречают на пороге, и включается торохтелка: «Ребенку 5 часов, родился в асфиксии, воды мекониальные, раздышать не могли, живот-барабан, тахикардия 230, на 100% кислороде – сатурация стремительно падает. Мы так вас ждали…». На словах о кислороде я очнулась, быстро поднимаясь по ступенькам, как-то даже притормозила. Вопросы задавать не люблю. На самом деле, ребенок обычно говорит гораздо больше, нежели медперсонал.
Подхожу к умывальнику, мыть руки, а потом вижу ребенка, и просто достаю из кармана антисептик… Ребенок серо-синего цвета, живот и правда – барабан. Делает попытки дышать, но дыхание поверхностное, частое, крылья носа раздуты, межреберные промежутки втягивает, живот ходит ходором, кожа лоснится, тонуса нет, пальцы на верхних и нижних конечностях цианотичны, слизистые тоже. Периферический доступ, капает физраствор. Ребенок заинтубирован, его дышат «Амбушкой», вручную (мне даже казалось, что медсестра, увидев меня, периодически забывала нажимать на мешок).
Буквально секунды, прикладываю фонендоскоп к груди, к животу. Чуть не вырываю все вместе: ларингоскоп, трубку, желудочный зонд. Все вокруг в изумлении с претензией на скандал.
— Сколько вы его вентилируете? С рождения?
— Ну да, мы заинтубировали на двадцатой минуте, вот, четыре с половиной часа дышим вручную, по очереди.
— А чего на 20-й минуте? Он что, сначала дышал?
— Да нет, попытки хоть и делал, но дыхание было неэффективное. Сами не смогли, позвали реаниматолога…
— Так это еще и реаниматолог интубировал?
— Ну да, взрослый правда. Но он очень опытный, интубировал по проверенной методике, «по пальцу».
— Понятно все.
Распирает от возмущения, сосредотачиваюсь, интубирую. На меня давит несколько вопросительных, недоумевающих взглядов. Меня просто трясет. Когда я прикрикнула: «Кислород давайте!», все аж подпрыгнули, будто очнулись, услышав слово-пароль.
Подключаю кислород. Ребенок медленно розовеет на глазах. Подзываю врача, который дрожащими руками держит «Амбушку», дышит. Желудочный зонд на месте, выслушиваю, что в легких, что в животе. Ощущение по звукам, что идешь по Набережной, и вода легонько прибивается к берегу. Сгребаю ребенка со стола в охапку. Несем в машину. Ухожу в себя, размышляя, довезем ли…
— Я не пойму, как это? – вдруг сказал кто-то за моей спиной, когда я уже выходила из родзала. Поворачиваюсь:
— Вы четыре с половиной часа ингалировали кислородом желудок ребенка, поздравляю.
Больше я не услышала ни слова.
На обратном пути нас снова останавливает блок пост. Когда они открыли двери, я просто развернула бело-синее лицо и показала им: «Еще несколько минут, и его смерть будет на твоей совести, пацан!». Парни переглянулись, а на лицах появился такой ужас, будто они считали, что не на блокпосту служат, а на аттракционе охранниками работают. Мы сразу уехали.
Провозились с ним прилично, мне даже казалось, что не вытянем. Какими были показатели КЩС – и так понятно. Долго был на жестких режимах вентиляции. Прошел через острую почечную недостаточность, НЭК – понятное дело…
Долго боролись с БЛД. Выкарабкался. Всегда поражалась таким детям, ведь другие не могут справиться и с самыми незначительными проблемами. Наверное они с первых секунд рождения борются за свою жизнь самостоятельно, так как больше никого эта жизнь не интересует: мама сбежала из больницы в то время, когда малышу оказывались реанимационные мероприятия.
Вот такая история коллеги. Боюсь не эксклюзивная…
Врач неонатолог-реаниматолог.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
Комментировать