Неонатологія та педіатрія

Депрессии и принципы лечения в младенческом и раннем детском возрасте

Клиническая кар­тина депрессии в младенческом и раннем де­тском возрасте. Результаты проведенных исследований.

Н.И. Голубева, Г.В. Козловская
Отдел по изучению психической патологии раннего детского возраста НЦПЗ РАМН, Москва

Депрессии, перенесенные детьми в раннем воз­расте, согласно литературным данным, ассоции­руются с психическими расстройствами, возника­ющими в дальнейшем, причем у мальчиков эти отклонения выступают преимущественно в виде нарушений поведения, у девочек проявляются депрессиями; а у детей с наследственной отягощенностью эндогенными психическими заболева­ниями возможно развитие шизофренического процесса.

Сложность распознавания и диагностики депрес­сии, по мнению Г.Е.Сухаревой [1], в раннем детс­ком возрасте состоит в том, что симптомы де­прессии в этом периоде чрезвычайно вариабель­ны. По образному выражению M.Kovacs, «депрес­сия, перенесенная ребенком в раннем возрасте, становится входными воротами для будущей пси­хопатологии» и, по мнению W.Ihle, ассоциируется с повышенным риском возникновения психических расстройств в более старшем возрасте. Несмотря на то что отечественными исследователями Г.В.Козловской [2], А.В.Горюновой [3], М.Е.Проселковой (1996 г.), А.С.Петрухиным [4] и Ю.Ф.Антроповым [5], а также зарубежными G.Nissen (1973 г.), E.Anthony (1985 г.), A.Rosental (1984 г.), J.Najman и соавт. [6], M.Wake и соавт. [7] описаны некоторые виды депрессий у детей ран­него возраста из семей, наследственно отягощен­ных эндогенными заболеваниями (шизофренией или депрессией), и из условий психосоциальной депривации клиническая картина депрессии у де­тей раннего возраста, так же как и лечение этих расстройств, остаются малоизученными.

Остановимся на рассмотрении клинической кар­тины депрессии в младенческом и раннем де­тском возрасте.

Депрессивное расстройство младенческого и ран­него детского возраста это преобладание пони­женного настроения у ребенка до 3-летнего воз­раста в течение дня более 2 нед, сопровождаю­щееся двигательными нарушениями, идеаторной заторможенностью, проявляющейся замедлением психического реагирования и снижением интереса к окружающему, соматовегетативными дисфунк­циями, нарушениями поведения в диаде «матьдитя», а также задержкой психомоторного разви­тия различной степени выраженности (от легкой задержки темпа до выраженной задержки психо­моторного развития), и зависит от факторов рис­ка, под воздействием которых она развивалась: последствия перинатального поражения центра­льной нервной системы (ЦНС), условия материнс­кой депривации или наследственная отягощенность эндогенными психическими заболеваниями.

В результате проведенного проспективного исс­ледования [8] депрессий младенческого и раннего детского возраста были установлены следующие общие клинические особенности.

Депрессия, начиная с первого года жизни ребен­ка, проявлялась как сниженное безрадостное на­строение, у него отмечался частый длительный плач после сна и в течение дня по непонятной для матери причине.

У младенца невозможно вызвать улыбку, была снижена или отсутствовала реакция на утешение, аналогичное мнение высказывали исследователи J.Najman и соавт. [6], М^аке и соавт. [7].

У депрессивных младенцев отмечались двигате­льные нарушения в виде заторможенности или возбуждения, стереотипий, образующихся у детей первого года жизни при формировании большого моторного акта изначально физиологически, тра­нсформировавшихся в патологические привычные действия.

Идеаторная заторможенность проявлялась заме­длением психического реагирования детей и па­дением интереса к окружающему, отсутствием возрастной игры или игрой неигровыми предме­тами (краем покрывала, веревочкой), замедлен­ностью в освоении новых видов игр и игрушек, аналогичные отклонения отмечались и другими авторами [2, 9].

Соматовегетативные дисфункции у депрессивных младенцев были представлены нарушениями сна, в виде поверхностного сна с частыми пробужде­ниями, до 10 раз за ночь, так называемого сна во­лка, сна, смещенного на дневное время с удли­ненным засыпанием и инверсией сна. Нарушения аппетита у них выражались снижением и избира­тельностью аппетита, едой во сне и в ночное время, повышением аппетита при недостаточном наборе массы тела. Также у них отмечалось сни­жение иммунитета, сопровождавшееся частыми, длительно и вяло текущими простудными заболе­ваниями.

При депрессии у младенцев обнаруживались на­рушение поведения в диаде «мать-дитя» в виде отказа от грудного молока, непереносимости гру­дного вскармливания и отрицательная реакция на положение «на руках матери», или, напротив, ре­бенок не отпускал мать из поля зрения, предпочи­тая быть у нее на руках все время, включая время сна, проявляя отсутствие или задержку формиро­вания функции сепарации от матери в диаде, аналогичные симптомы описывались Л.Ф.Кремневой [10].

От длительности депрессии у младенцев зависе­ли выраженность и тип нарушений психического развития, которые могли проявляться в тотальной или парциальной остановке набора возрастных навыков, а в отдельных случаях временного во­звращения на предыдущий этап развития.

Пусковым механизмом развития депрессии у де­тей являлось психогенное воздействие нажитой материнской депривации, возникающей в резуль­тате нарушения взаимодействия матери с боль­ным ребенком, провоцирующим неадекватность функционирования диады «мать-дитя». Недоста­точное взаимодействие матери в диаде «матьдитя» при депрессивном расстройстве у ребенка достаточно характерно. Причина в том, что воспи­тание депрессивного младенца настоящее ис­пытание диады на прочность, при этом матери необходимо проявлять высокий уровень компете­нтности в используемых приемах воспитания, те­рпения и любви, что встречается далеко не всег­да. С другой стороны, необходимо учитывать, что младенец первого года жизни имеет возрастные особенности, которые выступают как дополните­льный фактор риска развития депрессивного рас­стройства. Первая из них обусловлена абсолют­ной зависимостью младенца от взрослого, что приводит к чрезвычайной ограниченности спосо­бов отреагирования им отрицательных эмоций. Вторая особенность в том, что анатомо­физиологическая незрелость нервной системы младенца провоцирует склонность к генерализа­ции нервного возбуждения. Третья это быстрая истощаемость нервно-психических процессов и хрупкость нервной системы маленького ребенка. Четвертая способность младенца к импринтингу запечатлеванию (феномен Конрада Лоренца), т.е. способность фиксировать в памяти впервые встречаемые феномены, жестко связывая их с той эмоцией, которую они впервые вызвали.

Все эти перечисленные особенности нервной сис­темы и психики, обусловленные ранним возрас­том ребенка, приводят к формированию низкой толерантности к обыденному стрессу, которая яв­лялась дополнительным фактором риска разви­тия депрессии в этом возрасте.

Клинико-динамическое наблюдение за 3 груп­пами детей раннего возраста, начиная с первых месяцев жизни и прослеженных на протяжении 3­5 лет (в среднем 4,5 года), выявило у них различ­ные типы депрессивных нарушений (от депресси­вных реакций до пролонгированных депрессивных состояний).

Группы исследования формировались в зависи­мости от ведущего фактора риска1. Они традици­онно были представлены генетическим или на­следственным отягощением эндогенными психо­зами (группа высокого риска ГВР), церебрально­органическим в виде минимальной мозговой дис­функции вследствие перинатального поражения ЦНС (перинатальная энцефалопатия ПЭП) и психосоциальным, проявлявшемся в группе детей-сирот с рождения фактором психосоциальной (материнской) депривации (ГПД). Все эти факто­ры риска были приняты как наиболее общие и влияющие на развитие и формирование младен­ца, начиная с антенатального периода.

Клинико-динамическая характеристика депрессии в каждой из групп была следующей. Для депрес­сивных состояний у детей с последствиями пери­натального поражения были свойственны: яркость и лабильность эмоциональных реакций, маскированность их двигательными нарушениями тика­ми и стереотипиями, наличием соматовегетативных симптомов в виде гипертермических реакций, нарушения пищеварения и реакции протеста в поведении с агрессивностью.

Динамика депрессий у детей раннего возраста с последствиями перинатального поражения ЦНС имела ряд особенностей. На первом году жизни депрессивным состояниям были характерны: кра­тковременность, неустойчивость и неоднократная повторяемость депрессивных реакций, у младен­цев формировались реактивная лабильность и низкая устойчивость к стрессу. Депрессии у таких детей могли быть разной степени тяжести. С воз­растом (1-1,5 года) в 70% случаев симптомы де­прессии редуцировались и развитие ребенка гар­монизировалось. Но у 30% детей старше годова­лого возраста после относительно благоприятного периода развилась тяжелая депрессия, маскиро­ванная двигательными нарушениями в виде расторможенности, тиков, двигательных стереотипий и патологических привычных действий. У них так­же отмечалась задержка речевого развития, воз­можно, связанная с безразличием к речи взросло­го вследствие депрессивного снижения интереса к окружающему. Депрессивные проявления у детей в группе ПЭП сочетались с реакциями протеста демонстративного типа и элементами разрушите­льного поведения.

Депрессии у младенцев из условий психосоциа­льной депривации (группа детей-сирот с рожде­ния) отличались от описанной ранее рядом приз­наков.

Предрасполагающими факторами депрессивного расстройства были: разрушение диады «матьдитя» и отсутствие адекватной эмоциональной поддержки. Депрессия возникала как реакция на психотравмирующую среду, определяя реактив­ный механизм развития депрессии.

Клинико-динамической характеристике депресси­вных состояний этой группы были свойственны: сглаженность положительных и отрицательных эмоций при сохранной эмоциональной лабильно­сти. Одним из существенных проявлений было нарушение функции общения в виде формирова­ния парааутизма, отсутствие реакции на утеше­ние, утрата потребности общения со взрослыми. Дети переставали инициировать контакт с окру­жающими. Депрессивным состояниям депривационного генеза было характерно отсутствие суточ­ной циркадности.

По выраженности аффекта депривационная де­прессия клинически проявлялась в 2 видах. В за­висимости от стадии ее развития это были: острая депрессивная реакция «горя», характеризующая­ся ярким депрессивным аффектом, и хроническая депривационная депрессия с невыразительным дефицитарным аффектом и множественными двигательными стереотипиями. Формирование клинической картины депрессии происходило вместе с дефицитарным онтогенезом, который также оказывал влияние на развитие депрессии.

Реакция «горя» имела место с момента помеще­ния детей в дом ребенка. Аффект проявлялся бе­зутешным плачем, отказом от еды, нарушением ночного и дневного сна. Дети большую часть вре­мени бодрствования проводили в плаче, длитель­но сохраняли однообразную позу. У них выявля­лись остановка в наборе возрастных навыков в моторике, отказ от использования уже имевшихся навыков. Дети переставали реагировать на обра­щенную речь, смотреть в глаза.

Это состояние отмечалось у всех детей, разлу­ченных с матерью. Длительность этих реакций была от 2 нед до 3 мес. У всех детей из наблюда­емой группы после выхода из острого периода депрессивной реакции начинала формироваться хроническая депривационная депрессия.

Хроническая депривационная депрессия развива­лась у детей-сирот с рождения и характеризова­лась становлением дефицитарного эмоциональ­ного онтогенеза. Известные феномены эмоциона­льного онтогенеза: улыбка и комплекс оживления появлялись вовремя, но, не имея адекватного эмоционального отклика от матери или близких, формировались дефицитарно и проявлялись не­устойчиво, безадресно. Аффект у детей с хрони­ческой депривационной депрессией характеризо­вался невыразительностью и инертностью. У младенцев отмечались резонанс на отрицатель­ные эмоции других детей и его отсутствие на по­ложительные эмоции окружающих. У них была нарушена функция общения, дети переставали фиксировать взгляд на лице взрослого, внимание быстро истощалось, начинал формироваться депривационный аутизм.

У детей при хронической депривационной депрес­сии отмечалось снижение психической активности и интереса к окружающему.

В возрасте 5-7 мес у них начинали формировать­ся двигательные стереотипии (раскачивание ле­жа, ползания по кругу на животе, однообразное манипулирование игрушкой постукивание, пот­ряхивание), которые трансформировались в па­тологические привычные действия.

У младенцев были выражены соматовегетативные расстройства в виде нарушений питания, от­мечались булимия без повышения весовых пока­зателей, неустойчивый стул, снижение нараста­ния росто-весовых показателей.

У всех детей-сирот из условий психической де­привации отмечалась задержка общего психичес­кого развития, коррелирующая с тяжестью и дли­тельностью депрессии.

Клиническая картина хронической депривационной депрессии в зависимости от возраста начала сиротства имела различия. У детей, помещенных в дом ребенка после полугодовалого возраста, когда возрастные эмоциональные феномены бы­ли уже сформированы, клиническая картина хро­нической депривационной депрессии дополня­лась относительной яркостью эмоциональных ре­акций, расстройством привязанности по растор­моженному типу и нарушениями влечений.

Депрессии у детей раннего возраста из группы генетического риска (ГВР) были наиболее клини­чески выражены. Предрасполагающими фактора­ми депрессии были наследственная отягощенность эндогенными заболеваниями из расст­ройств шизофренического спектра и наличие нелокализованных неврологических знаков в невро­логическом статусе, подобные феномены описа­ны А.В.Горюновой [3].

Депрессии в группе высокого риска носили проло­нгированный характер и протекали в виде длите­льных состояний, возникающих аутохтонно.

Депрессии у младенцев и детей раннего возраста этой группы характеризовались стойко сниженным настроением, эмоции приобретали монотонность и однообразие, утрачивали адекватную направ­ленность, природную лабильность детских эмо­ций, ребенок длительно фиксировал отрицатель­ные эмоции.

У детей отмечались двигательные нарушения в виде заторможенности или возбуждения, време­нами доходящего до ажитации, которые могли сменять друг друга аутохтонно.

Имело место снижение общей психической актив­ности, у детей исчезал интерес к игре со взрос­лыми, нарушались функции общения.

Были выражены соматовегетативные нарушения, маскирующие депрессивные расстройства.

У детей ГВР с первых дней жизни отмечалась специфическая эндогенная суточная циркадность, которая проявлялась периодами плача вслед за пробуждением.

В клинической картине эндогенных депрессивных состояний младенческого и раннего возраста бы­ли выделены 3 вида аффекта: апатический, тре­вожный и меланхолический.

Для депрессии с апатическим аффектом было ха­рактерно сниженное невыразительное настроение в течение всего дня с короткими периодами «ны­тья» после сна. С началом депрессии у ребенка появлялась неулыбчивость, лицо становилось не по возрасту серьезным, снижалась двигательная активность. Появлялось безразличное отношение к одиночеству, дискомфорту и боли, нарушался ночной сон, сокращалась его длительность. Ребе­нок не проявлял утомления, совершая хаотичес­кие движения, или мог подолгу молча лежать с открытыми глазами, отказывался от пищи, теряя в массе тела.

Для депрессии с тревожным аффектом было ха­рактерно выраженное тревожное беспокойство, аутохтонно возникали периоды психомоторного возбуждения по типу «двигательной бури». У ре­бенка нарастала симбиотическая связь с мате­рью, он не отпускал мать от себя ни на шаг, но при этом не радовался игре и проявлениям неж­ности от матери, не переносил изменения внеш­него облика матери или смены ухаживающего родственника. Нарастала циркадность, проявля­ющаяся удлинением периодов плачей после сна, иногда заполняющих весь период бодрствования. Происходили инверсия и сокращение длительнос­ти сна, отмечался поверхностный прерывистый сон «сон волка». У младенцев снижался аппе­тит, появлялась склонность к запорам, кожные покровы приобретали сероватый оттенок.

По мере углубления депрессии у детей отмеча­лись преходящие симптомы депрессивной отго­роженности, ребенок избирательно и замедленно реагировал на привлекающие стимулы или не ре­агировал вовсе.

Депрессиям с меланхолическим аффектом было характерно печальное настроение с длительным непрерывным плачем, который переходил в тихое нытье, прерываемое всплеском плача на протя­жении всего периода бодрствования. Ребенок уже в возрасте полутора лет указывал на причину плача область живота, ощущая этот дискомфорт как голод. Позже, в возрасте 2,5 лет, этот же ре­бенок говорил маме: «погладь меня, у меня душа голодная». Мимика ребенка оставалась преиму­щественно скорбной «лицо Пьеро». У детей снижалась психическая активность, они прекра­щали инициировать контакт с окружающими взро­слыми, их преставали радовать игрушки и игры так, как они радовали раньше. У детей на длите­льное время фиксировались страхи, ситуационно обусловленные и психологически понятные.

Эндогенные депрессии при повторном аутохтонном возникновении сохраняли изначальную струк­туру, накладываясь на другой период онтогенеза ребенка.

Далее на диаграмме отражены основные симпто­мы депрессии у младенцев и детей до 3 лет. Сте­пень выраженности каждого конкретного признака существенно различается в 3 описанных группах: группе детей с последствиями перинатального поражения ЦНС (ПЭП), детей-сирот с рождения из группы психосоциальной депривации (ГПД) и гру­ппы высокого риска с наследственным отягоще­нием эндогенными психическими заболеваниями (ГВР) (см. рисунок).

Терапевтическая коррекция депрессий у детей раннего возраста проводилась дифференциро­ванно с учетом описанных типологий и выражен­ности клинических проявлений. Фармакотерапия детей с депрессией назначалась исходя из разра­ботанных принципов лечения детей раннего воз­раста [11]. Первый лекарственному лечению ранней психопатологии должна предшествовать психотерапевтическая подготовка с привлечением к сотрудничеству семьи ребенка. Второй мини­мальная достаточность доз препарата в соответс­твии с главной целью терапии: не полная редук­ция патологической симптоматики, а адекватная социализация ребенка. Третий предпочтение выбора менее токсичных препаратов в ущерб их терапевтической эффективности. Четвертый сочетание монотерапии облигатных нарушений в комбинации с общеукрепляющим, рассасываю­щим лечением, дегидратацией и пр. Пятый ин­дивидуальный подход в лечении, гибкость в вы­боре доз и индивидуальной длительности курса терапии. Шестой приоритет показаний к лече­нию над возрастными ограничениями. Седьмой во всех случаях психофармакотерапии детей ран­него возраста необходимо получение информи­рованного согласия родителей.

С учетом этих принципов фармакологическая кор­рекция депрессивных расстройств у детей ранне­го возраста включала: базовую терапию, направ­ленную на лечение последствий перинатального поражения ЦНС, регулирование режима жизни и питания ребенка, симптоматическое лечение, психотерапию семейных отношений с коррекцией диады «мать-дитя» и триады «мать-отец-дитя».

Исходя из собственного практического опыта на­блюдения и ведения младенцев с депрессивными нарушениями и их семей, были сформулированы некоторые принципы их психофармакотерапии: системность, комплексность, дифференцированность, сочетанность, этапность, цикличность, пре­дупреждение профилактика (противорецидивнопрофилактическое лечение).

Системность подхода к лечению младенцев и де­тей раннего возраста включала: оценку типа де­прессивного состояния ребенка и выявление вли­яния ведущего фактора риска депрессии для определения основного направления терапевти­ческого воздействия. Эндогенный фактор влиял на изначальный выбор фармакологического антидепрессивного воздействия. Фактор церебрально­органического поражения перинатального генеза вызывал необходимость первичного лечения пос­ледствий гипоксически-ишемических расстройств, а фактор психосоциальной депривации стиму­ляции факторов антириска в виде развития адек­ватной эмоциональности, активности, компетент­ности и коммуникативности младенцев наряду с симптоматическим лечением депрессивных расс­тройств.

После определения типа функциональной диады «мать-дитя» в группах ГВР и ПЭП устанавлива­лись доверительные и психотерапевтичные взаимоотношения с родителями. На следующем этапе происходило построение схемы лечения исходя из принципа минимальной достаточности суммар­ного воздействия средств терапии.

Комплексность системы включала коррекцию сре­ды ребенка, страдающего депрессией, и лечение депрессии у младенца. Проводилась коррекция внутрисемейных взаимоотношений в диаде «мать-дитя» и в триаде «мать-отец-дитя» с це­лью включения ребенка в систему семейных цен­ностей как главного приоритета, для чего исполь­зовался психотерапевтический метод, описанный Б.З.Драпкиным [12]. Осуществлялись диагностика и терапия (психотерапия и психофармакотерапия) родителей при необходимости.

Дифференцированность подхода в лечении под­разумевала терапию в соответствии с выражен­ностью депрессивного симптомокомплекса и включала базовую терапию остаточных явлений поражения ЦНС вследствие перинатальной эн­цефалопатии гипоксически-ишемического генеза. Синдромальная терапия депрессивного расстрой­ства была направлена на коррекцию гипотимического, двигательного, когнитивного и соматовегетативного комплекса.

Сочетанность лечебного воздействия предпола­гала одновременное осуществление профилакти­ки психических расстройств и их лечения. При этом профилактика была направлена на компен­сацию вторичных изменений, связанных с заболе­ванием и являющихся следствием, т.е. коррекция задержки психического развития. С этой целью оказывалось воздействие на факторы антириска: проводилась стимуляция психической активности больного ребенка, его адекватной эмоционально­сти и компетентности. Стимуляция психической активности ребенка проводилась в виде развития игровой деятельности, навыков игры, расширения представлений об окружающем, стимуляции освоения доступного пространства и развития мо­торных навыков: ползания, сидения, ходьбы, освоения подвижных игр. Использовалось вовле­чение родителей в создание «зоны ближайшего развития ребенка». Воспитание адекватной эмо­циональности включало: освоение социально приемлемых форм выражения эмоций, воспита­ние проявлений радости, нежности, горя, гнева, вырабатывание ласковости к родным, животным, игрушкам, а также формирование умения терпеть и ждать. Развитие компетентности подразумевало развитие когнитивных функций ребенка, умения самостоятельно играть, а также обучение совмес­тной игре с детьми и взрослыми. В игровую дея­тельность включались основы коммуникативных навыков, необходимых для конструктивного взаи­модействия, таких как: развитие речи, памяти, мышления, восприятия, запоминания и стимуля­ции активного внимания, начиная с фиксации взгляда. Этот комплекс лечебно-коррекционно­воспитательных мер проводился совместно с не­обходимым биологическим воздействием.

Этапность основывалась на выборе основной мишени терапевтического воздействия в зависи­мости от ведущего симптома, с последователь­ным применением препаратов основных групп, что было связано с необходимостью применения минимального набора лекарственных средств, минимальных доз препаратов и минимально дос­таточной длительности курса терапии.

Цикличность подразумевала, что лечение детей раннего возраста проводилось курсами ноотропных препаратов, которые дробились на декады и при необходимости повторялись, на фоне которых проводилась более длительная терапия гипотимии. Происходил подбор медикаментозных средств с учетом индивидуальной чувствительно­сти ребенка к препаратам, включаемым в после­дующие курсы лечения. Длительная терапия со­четалась с короткими повторными курсами подде­рживающей, общеукрепляющей, адаптогенной, регенерирующей, рассасывающей терапии.

Предупреждение профилактика. Детям с де­прессивным расстройством, находящимся под на­блюдением, в состоянии ремиссии, проводилось назначение курсов лечения для профилактики обострения депрессивного состояния и повыше­ния устойчивости к возможному стрессу вследст­вие изменения режима в связи с началом посе­щения детского дошкольного учреждения, выхо­дом матери на работу, сменой места жительства и др. Также назначалась профилактическая тера­пия после простудных заболеваний или психотра­вмы и перед профилактическим вакцинировани­ем.

Конкретное содержание терапии депрессивного расстройства было следующим: общеукрепляю­щее лечение было направлено на стимуляцию иммунитета и общего физического состояния ре­бенка. Оно включало витаминотерапию, стимуляторы тканевого обмена веществ (актовегин, ронколейкин, дибазол, когитум), а также физиолече­ние (бальнеои светотерапия). Общеукрепляю­щая терапия касалась коррекции соматовегетативных симптомов, сосудистых дисфункций и идеаторных нарушений.

Симптоматическое лечение включало дегидратационную, цереброангиопротективную и рассасы­вающую терапию. Ноотропы применялись с це­лью улучшения обмена в мозговых структурах, что, как следствие, приводило к повышению акти­вности депрессивного ребенка. С этой же целью применялись препараты, вторично оказывающие влияние на мозговые обменные процессы, в част­ности допамина: кортексин, церебролизин, глиатилин, биолан, дельтаран, глицин, биотредин, элькар, семакс и другие ноотропы, синтезирован­ные и растительного происхождения (танакан, нейроптон), а также цереброкомпозиты и гомео­патические комплексоны неврои валерианохели, мемория, нотта, тенотен, церебро-композитум.

Рассасывающая терапия включала биологические препараты (алоэ и стекловидное тело); сосудис­тая терапия церебрамин в сочетании с вазаламином, кавинтон, циннаризин, фезам, препараты гинкго-билобы. В качестве адаптогенов использо­вались тенотен, кудесан, магне B-6.

Дегидратация включала традиционное примене­ние по разработанным в неврологии и педиатрии схемам мочегонных средств (диакарб, триампур, верошпирон).

Коррекция двигательных нарушений проводилась ГАМКергическими препаратами (фенибут, пантогам, пантокальцин), малыми транквилизаторами (сибазон, атаракс, сонапакс, терален, неулептил).

Лечение гипотимии проводилось фитопрепарата­ми: производные зверобоя (деприм, новопассит, негрустин), пустырника и валерианы в виде на­стоя и отвара, препараты гомеопатии, уже упомя­нутые неврохель и валерианохель. В отдельных случаях детям старше 2 лет с тяжелыми эндоген­ными депрессиями проводилась терапия антиде­прессантами, назначались препараты, не имею­щие строгих возрастных ограничений: амитриптилин, продеп, пиразидол, в дозе 1/20 от дозы взрослого, в течение 3-4 нед. Также применялись препараты, используемые традиционно как антиконвульсанты, в качестве тимолептиков и коррек­торов поведения: финлепсин, депакин, ламиктал, топомакс, в дозе от 1/8 до 1/4 таблетки при ис­пользовании препаратов в качестве антидепрес­сантов.

Заключение

Депрессия раннего возраста имеет четкую клини­ческую психопатологическую характеристику. Ос­новными клиническими проявлениями являются пониженное настроение, двигательные наруше­ния, интеллектуальные дисфункции, а также соматовегетативные и психосоматические симпто­мы и нарушения поведения, проявляющиеся в диаде «мать-дитя» и в триаде «мать-отец-дитя». Выявлено, что триггерным механизмом, запуска­ющим развитие депрессивного расстройства у младенцев, является нарушение взаимодействия в диаде «мать-дитя», которое выступает не толь­ко в качестве пускового механизма, но и является местом приложения терапевтического воздейст­вия (психотерапия, психологическая коррекция семейных отношений, медикаментозное лечение). Дифференцированная терапия, применяемая у детей раннего возраста, показала, что примене­ние минимальных доз препаратов разных групп было обоснованным. Терапия хорошо переноси­лась всеми детьми, лечение было безопасным, ни в одном случае не отмечалось побочных действий препаратов или осложнений. При этом минималь­ные дозы медикаментозных средств обладали до­статочной эффективностью, у всех детей отмеча­лось улучшение состояния (от умеренного до вы­раженного), связанное с редукцией депрессивной симптоматики.

Литература

  1. Сухарева Г.Е. Клинические лекции по психи­атрии детского возраста. Т. 1. М., 1955; с. 458.
  2. Козловская Г.В. Психические нарушения у детей раннего возраста: клиника, эпидемио­логия, вопросы абилитации. Автореф. дис. д-ра мед. наук. М., 1995.
  3. Горюнова А.В. Неврологические предшест­венники и маркеры предрасположенности к шизофрении. Автореф. дис. д-ра мед. наук. М., 1995.
  4. Петрухин А.С. Неврология детского возрас­та. М.: Медицина, 2004.
  5. Антропов Ю.Ф. Невротическая депрессия у детей и подростков. М.: Медпрактика, 2000.
  6. Najman JM, Hallam D, Bor WB et al. Predictors of depression in very young children a prospective study. Soc Psychiat Epidem 2005; 40 (5): 367-74.
  7. Wake M, Morton-Allen E, Poulakis Z et al. Prevalence, stability, and outcomes of cry-fuss and sleep problems in the first 2 years of life: prospective community-based study. Pediatrics 2006; 117 (3): 836-42.
  8. Голубева Н.И. Депрессивные расстройства в младенческом и раннем детском возрасте. Автореф. дис. канд. мед. наук. М., 2010.
  9. Башина В.М. Ранняя детская шизофрения. М., 1989.
  10. Кремнева Л.Ф. Система «мать-дитя» и пси­хопатология раннего детского возраста. Журн. психиатр. 2007; 5 (29): 43-6.
  11. Козловская Г.В. Терапия психических расст­ройств у детей раннего возраста. Журн. психофармакотер. 2007; 5: 23-7.
  12. Драпкин Б.З. Семейная психотерапия (метод психотерапии материнской любовью). М.: ДеЛи принт, 2005.

Комментировать

Нажмите для комментария